Теперь Саша стал одним из тех неприятных атрибутов жизни, которые называют «мой крест». Избавиться от них не представляется возможным, принять за нечто нормальное – тоже, остается смириться и стараться как можно реже вспоминать. В принципе, в этом плане проблем у Холодковского с сыном не было, слишком часто он отца не беспокоил, а все беспокойство сводилось к получению от него очередной порции материальных благ в денежном или каком-либо ином эквиваленте. Несмотря на внутреннюю неприязнь Холодковского к отпрыску, внешне отношения отца и сына выглядели вполне чинно. Никаких скандалов, ситуация обоих устраивала, и никто не желал ничего большего по сравнению с тем, что есть. Холодковскому нужно было, чтобы его не трогали – сын с удовольствием дарил отцу покой. Самому же ему нужны были деньги – Максим платил за свой покой без сожаления.
Однако были в этой идиллии и неприятные моменты, когда Александру по каким-либо причинам, а чаще всего это были незапланированные денежные траты, необходимо было встретиться с отцом лично. Разумеется, все вопросы можно было бы обсудить по телефону, но все-таки у Холодковских был некий обязательный минимум личных встреч, наличие которого позволяло поддерживать хоть какую-то иллюзию нормальных отношений.
К большому сожалению Максима именно сегодня, когда ему этого меньше всего хотелось, зазвонил мобильный телефон, и в трубке раздался голос ближайшего родственника:
– Ээээ, привет, пап…, – обозначил Александр свое существование.
– Здравствуй.
– Ээээ, как дела?
– Давай сразу к делу, я занят! – перевел разговор в деловое русло Максим.
– Ты сейчас в офисе?
– Да.
– Я забегу на пару сек.
Максим промычал в ответ что-то неопределенное, что можно было расценивать и как согласие, и как недовольство, или даже как нечто, не имеющее смысловой нагрузки.