Ночная фиалка. Виктор Далёкий

скрывает шрамы и обнажает прекрасные души. Если душа прекрасна, ее не могут испортить шрамы.

      Он поцеловал ее в мочку уха, в щеку, в губы. Она не ответила ему.

      – Мы одно целое. Не нужно смущаться. Я тебя раздену, попарю, и помою, как лучший банщик. Так весеннее солнце купает нагие тела. Так пчелка порхает вокруг цветка и обмахивает с него пыльцу. Так папа купает свою любимую дочку.

      – Меня всегда купала мама, – сказала она.

      – Я сделаю это еще нежнее.

      Он поцеловал ее, прижал к стене, и она в его руках начала таять. Он ничего не мог поделать с собой, целовал ее и делал руками то, что должен был делать. Он раздевал ее. Она не сопротивлялась. Дыхание становилось бурным и сбивчивым. Он снимал с нее халат. Его руки любили ее. Его губы сливались с ее губами. Ее груди рвались ему навстречу. У них не было сил для любви, но они не могли оставаться друг без друга. Ее талия ждала его рук, а бедра восторгов. Его руки подрагивали от нетерпения. Он сдерживал себя, казалось, долго-долго, как будто целую вечность и теперь летел голубем, пикировал ястребом, скакал необузданным жеребцом, несся ураганом. Ее груди стремились к нему. Ее сосцы касались его груди и становились горячими. Он держал ее за талию и целовал губы.