Она ждала его внимания. Томилась и истекала соком любви и ожидания. Она трепетно ждала, когда он волнами начнет к ней приступать и овладевать, когда он коснется ее недр, чтобы войти и изведать все, что она к нему накопила за прошедшие годы и берегла только для него.
У него кружилась голова. Под ногами мешалась сумка с продуктами. Он поцеловал ее, разжал руки и убрал пакет с пола, поставив на столик. С полки он взял белую простынь для парной, развернул ее и набросил на диван. Движения его были лихорадочны и торопливы. Он боялся, что что-то изменится, и хотел только одного.
– Пожалуйста, наша белая ладья ждет нас для плавания, – дрожащим голосом произнес он.
Она смутилась.
Он торопливо стал снимать пиджак и расстегивать рубашку. Она не двигалась.
– Что такое? – спросил он.
– Я стесняюсь.
Он посмотрел в окошко на улицу. Через него в парную пронимал солнечный свет.
«Ночью шрамы не видны», – вспомнил он и сказал:
– Закрой глаза.
– Не могу… – ответила она.
Он перестал расстегивать рубашку и подошел к ней. Прижал к себе и замер. Она слегка подрагивала, как струна, которая только что издала звуки и замолчала. Ее горячий пах приник к его паху. Он его чувствовал через брюки и ее платье. Он расстегнул ее жакет и поцеловал в грудь. Она испуганно тихо ойкнула и с облегчением вздохнула. Он еще больше обнажил насколько можно ее грудь и снова поцеловал. Она застонала. Взяла руками его голову, и сама стала целовать. И она целовал ее и раздевал. И снова он искал способы, чтобы не доставить ей беспокойства. Жакет упал на пол под ноги первым. Темное платье с фиолетовой вставкой он поднимал пальчиками двумя руками, целуя ее в губы. И она как будто тонула в нем. Поднимала руки и уходила на дно наслаждений. А он через поднятые руки снимал с нее платье. Она глотала заливающую ее воду страсти и захлебывалась ей, и хватала раскрытым ртом воздух и отвечала на его поцелуи. Обнимая, пальчиками, словно играл на клавишах, он искал застежки на ее лифе. Он сразу понял, что это не крючочки, не завязочки, а пуговки по выступающим головкам. Их было три, но он не понимал этого, а расстегивал и расстегивал одну за другой, продолжая ее целовать. И когда лиф ослаб и груди стали свободно мягкими и упругими, он приник ним и стал их целовать, не соблюдая очереди и переключаясь с одной на другую. А она стонала и держала двумя руками его голову. Ее губы шептали одно слово, непонятное, страшное и вечное. Они шептали:
– Люблю… Люблю… Люблю…
Она нагнулась и подтянула его голову к губам, словно прося поцелуев в губы. И он стал целовать ее губы. И она отвечала ему также страстно, глубоко и полно. И его язык приходил к ней в рот. И ее язык приходил к нему в рот. И они встречались на границе