Все краски Галя с детства знала по именам и никогда не спутала бы кармин с краплаком, умбру с сиеной и кобальт с ультрамарином.
А главным счастьем и теплом в этом «до» – детстве была бабушка Кира, которая тогда жила вместе с ними, прямо в папиной мастерской. Бабушка варила обеды, играла на пианино, стирала, пела песни и гладила. И все это она делала одинаково прекрасно.
В молодости бабушка Кира училась в консерватории. Но потом с дедушкой произошло какое-то несчастье, после чего бабушка уже учиться не могла и проработала всю жизнь музыкальным работником в детском саду.
Но пели Галя с бабушкой только вдвоем, по секрету, потому что мама сердилась и говорила, что петь Гале вредно.
Мама бывала дома редко. Защитив одну диссертацию, она тут же занялась другой. Работала в своей лаборатории допоздна, а по воскресеньям сидела с утра до вечера в библиотеке. Домой приходила только поспать и посердиться.
Папа с бабушкой сжимались и затихали. Затворялась дверь папиной мастерской, опускалась крышка пианино. Галя робко садилась на колени красивой маме Але, стараясь не помять мамино платье, и рассказывала, что нового в жизни у ее кукол. Но долго говорить Галя не могла, очень уставала от запаха маминых духов и опускала голову на мамино плечо.
Вот это единственное, что было плохо в Галиных «до» – воспоминаниях. Странная, давящая тяжесть прижимала Галю к земле вдруг, нежданно: за игрой, за пением, за чтением, на прогулке, посреди разговора. И Галя тихонько, чтобы мама не сердилась, просила бабушку Киру:
– Положи меня на кроватку.
Мелькнула в Галиной жизни больница с добрыми врачами, веселыми нянечками и множеством тихих, как Галя, детей. Сама операция почти не запомнилась. Только напугали Галю до слез лица врачей, наполовину скрытые белыми повязками, а потом как-то вдруг пробудилась она в своей палате и очень захотела кушать. С тех пор давящая тяжесть стала появляться редко. Теперь все стало можно, как сказал доктор при выписке:
– Потихонечку бегать, потихонечку прыгать, потихонечку лезгинку плясать.
И вот, когда жить с каждым днем становилось все веселее, все легче ходилось, дышалось и пелось, произошло «после».
Галя вернулась с мамой в город с дачи и не нашла дома ни папы, ни бабушки. Мастерская была совершенно пуста, одни голые стены, оклеенные новыми обоями. Только запах краски остался. Галя ходила по этой пустой комнате из угла в угол и принюхивалась в страшной тоске. А мама их исчезновению ничуть не удивилась и очень спокойно сказала:
– Папа в воскресенье к тебе придет.
Потом в папину бывшую мастерскую переехали пианино, телевизор, полированный стол и диван. И все стало так, будто и не было здесь никогда папиных мольбертов и красок. Только запах.
Теперь папа появлялся в воскресенье утром и вез Галю в гости к бабушке Кире в небольшую комнату в коммунальной квартире. Теперь папина