Музыку перекрыл низкий гудок, Виктор оглянулся и чуть не хлебнул воды: по реке, мерно шлепая колесами, двигался речной трамвайчик с народом.
– Это на рынок из деревень крестьяне продукты везут, – подсказала плескавшаяся рядом Таня. – На поезде с мешками и корзинами не очень-то, а на мотрисе тем более.
– Тут пассажирское движение?
– Да, и грузовое тоже. От Брянской пристани идет пароход до Чернигова. А сейчас Болву расчищают – баржи таскать до Людинова. У-ух, здорово! – воскликнула она, когда их качнуло волной.
В небе Виктор увидел парящую чайку – легкую и свободную птицу, казалось растворенную в сверкающем голубом сиянии.
– Что вы там увидели в небе? Самолет? Тут часто истребители летают. И транспортники. Иногда и с парашютом прыгают.
– Нет, не самолет. Чайку. Белую чайку в синеве неба.
– А, вижу. В ней много покоя, в ней много простора… Давайте ляжем на спину и будем парить в воде, как чайки.
«Как тут чудесно, – подумал Виктор, – и речка, и эти чайки, и пароход, и ивы, окунувшие свои косы в струящиеся воды. Здесь нужно устраивать профилакторий и возить народ из нашего времени дышать чистым воздухом и купаться в фантастически чистой Десне».
– Ай! Помогите!
Виктор рванул к Краснокаменной насколько хватало сил, раскидывая брызги по сторонам.
– Что такое?
– Нога… судорога.
«В такой теплой воде? Никогда бы не ожидал».
– Держитесь за плечи. Только осторожно. Плыву к берегу. А у вас с собой есть иголка?
– Зачем?
– От судороги можно иголкой уколоть, чтобы прошло. Неприятно, но лучше, чем утонуть.
– Нет. А у вас?
– И у меня, как назло. В следующий раз надо будет взять. Не отпустило?
– Пока нет…
Работая руками, он дотянул до знакомого прохода между ивами; под ногами почувствовалось твердое дно.
– Ай! Не могу идти. Помогите, пожалуйста…
Виктор аккуратно перехватил Татьяну, взяв ее на руки; она крепко ухватилась за его шею.
– Никогда такого не было… наверное, оттого что вчера весь день на ногах.
Стараясь не споткнуться, он аккуратно начал выходить из воды; ее лицо было совсем рядом, большие глаза смотрели прямо на него, ее губы были прямо против его губ, по плечам и шее стекали капли воды. Лицо ее не отражало страдания – напротив, казалось, что оно светилось затаенной радостью и предвкушением какого-то счастливого события, которое вот сейчас должно произойти. Он аккуратно уложил ее на холст, и в этот момент по ее телу пробежала легкая дрожь, но не от холода; он не заметил на теле ее «гусиной кожи».
– Все еще сводит?
– Да. Не отпустило.
Он взял ее руками за икру и слегка помял; мышца оказалась расслабленной.
– Так легче?
– Не знаю… Помассируйте еще…
– Надо сделать искусственное дыхание.
– Зачем? –