Я подошел и посмотрел на убитую. Вы знаете (а впрочем, может, и не знаете), как меняет смерть лица людей. Иногда они бывают ужасны. Иногда приобретают спокойствие, которого не хватало им при жизни. Это лицо казалось воплощением спокойствия. И я откуда-то знал, что оно уже было таким, когда к сердцу был приставлен пистолет, и смерть только закрепила это выражение покоя. У нее были темно-каштановые прямые волосы, широкие скулы, короткий нос. Глаза закрыты. Миловидна, но не более. И действительно, очень молода. Вряд ли ей было больше восемнадцати лет (впоследствии я узнал, что ей едва исполнилось семнадцать). Именно она написала: «Умираем по собственной воле».
Несмотря на безусловную ясность обстоятельств, было в них нечто странное. Пугающе-притягательное, если можно так сказать. И я решил выяснить, почему эти двое убили себя, хотя никто не заставлял меня этого делать. И принялся раскручивать события, как водится в нашем деле, с конца.
Тела самоубийц я не сразу передал похоронной команде, а велел переправить в портовый госпиталь – тамошний врач по бедности работал и на нас. Правда, никаких новостей от его осмотра я не ждал. Просто я человек добросовестный. Затем я отправил своих людей выяснить, не числится ли пропавших среди приезжих. Главным образом из-за мужчины. Видите ли, я был знаком со всеми офицерами, проживающими в нашем городе, не так уж их здесь много, а он, похоже, был офицером. Его я не знал, следовательно, приезжий. Простая логика. Другое дело – девушка. Она могла быть и здешней, всех горничных и швей в лицо не упомнишь… А также принялся искать свидетелей.
Как ни странно, таковые нашлись почти сразу. Похоже, почти весь предыдущий день, по крайней мере от полудня, Жанна Арден и Матье Матюрен провели на людях. Точнее, на набережной. Не меньше десятка прохожих видели там молодого человека с девушкой, соответствующих данному описанию. Они ходили вдоль набережной или сидели на парапете. На вопрос, чем они были заняты, все свидетели отвечали одинаково: «Разговаривали». Из этого разговора никто не слышал ни слова. Ни единого. Никому, понимаете, не пришло в голову прислушаться. Ну, болтает влюбленная пара, ну, ведет себя так, будто ничего кругом не замечает. Прицепившись к последним словам, я потребовал свидетеля объяснить, что он имеет в виду. Тот сказал: «Вид у них был очень сосредоточенный, как будто что важное обсуждали, а не то, что у них на уме». Но я-то уже знал, что у них было на уме.
Во второй половине дня они зашли в харчевню, там же, на набережной. Служанка бы и не запомнила их, если бы спросили не только обед, но бумаги и чернил. Вот тогда-то, надо думать, они и написали послание, обнаруженное мною на столе в номере «Дельфина». И снова ушли бродить. Куда они пришли, известно.
Неожиданно обнаружились следы