– Здорово, – пробасил капитан, протягивая мне руку для приветствия.
– Здорово, – ответил я, протягивая руку тоже.
– Ты выполнил мою просьбу? – спросил, улыбаясь, он.
– Какую просьбу? – Я видел его, как мне казалось, в первый раз. «И почему он улыбается?»
– Понятно! – прочел он ответ он на моем лице. – Да, двадцать третьего ты был ну очень пьян. Праздновал День мужика хорошо. Меня звал выпить с тобой. Я, если честно, вечером с ребятами тоже позволил. Я просил у тебя плоскорез этого… как его?
– Фокина?
– Точно, плоскорез Фокина достать. Теща замучила, а тут вроде повод: Восьмое марта. А я ей тяпку, – засмеялся он.
И тут я с трудом начал вспоминать: 23 февраля, в самый разгар банкета, действительно заходил здоровенный такой мужик, правда, тогда он был в штатском. Плоскорез Фокина (фамилия нового Кулибина) представлял собой гибрид косы и тяпки. Мура редкостная, но реклама делала свое дело.
– Когда достанешь? До восьмого успеешь?
– Извини, забегался… завтра заезжай, достану.
– Точно? А сколько стоит? – спросил он.
Сколько он может стоить? И какие могут быть деньги в такой ситуации? В тот момент я готов был привезти ему самого Фокина вместе с его плоскорезом. Чтобы он на снегу демонстрировал его чудо-свойства!
– Денег не надо, – сказал я.
– Э, ты, хорош! Я тебе «крыша», что ли? Мы такой херней не занимаемся.
Он стал хлопать себя по бокам, достал две мятые купюры из одного и третью – из другого кармана.
– Больше нет сейчас, если не хватит – доплачу.
Он буквально всучил мне деньги. Мне стало чертовски обидно – нет, не за себя, а за него. В десяти метрах стояли рыночные торгаши, которые, я в этом уверен, прямо сейчас могли достать по «котлете» денег. А простой российский офицер, прошедший, видать, не одну «горячую точку», имел в кармане гроши. Он кинул взгляд в сторону брюнетов (те малость попятились) и спросил:
– У тебя проблемы с этими чертями? Помочь? Не люблю я их.
– Да нет. Спасибо. Сам разберусь, – ответил я.
Хотя много бы отдал за спектакль с мордами в снег, особенно «вора». Но объяснять капитану причину конфликта по известным причинам мне не хотелось.
– Ну, как знаешь, – дружески хлопнув меня по плечу, сказал он.
Я повернулся в сторону джигитов. На них больно было смотреть, особенно на «вора». Кто такие омоновцы, видать, знали не понаслышке. Вид у меня был наполеоновский. Разговор они наш не слышали, но со стороны это была картина маслом: подъезжает ОМОН, командир здоровается со мной, отдает деньги, я сопротивляюсь, не беру, так он еще и разводит руками – мол, больше нет! Даже не хочу догадываться, что они подумали. Я подошел к ним.