Тут из круга вихляевских мужиков вышел один мужичонка в красноармейской шинели, невысокого роста и чернявенький, со шрамом через всё лицо от врангелевской шашки, по фамилии Александров, и сказал:
– Слушай, ты, Кузькин! Вот мы все тут отвоевали в Красной Армии за мировую революцию, за власть Советов и домой вернулись, а дома – жрать нечего. Всё вам, городским отдали. Осталось только посевное зерно, сами сушёную лебеду, крапиву да сныть едим, а ты хочешь ещё последнее отнять? А чем мы сеять тогда будем? С голоду ведь помрём. Уйди лучше по добру по здорову! Наш сельский совет принял решение ничего сверх того, что положено, не отдавать. И комбед с ним согласен. Так что: «вот вам бог, а вот – и порог»!
Кузькин таких смелых речей никогда и не слыхивал. Обычно, когда он представлялся, да произносил страшное слово «комиссар», то сразу же все становились покладистыми. А тут – бунт какой-то. Достал он тогда маузер из кобуры и пальнул разок для острастки в воздух. Продотрядовцы тогда из саней повысыпали, гармошки в санях поставляли и быстренько ружья свои наизготовку вскинули, приготовились к стрельбе. Вихляевские мужики и разбежались.
– То-то, – усмехнулся Кузькин.
Спрятал маузер, вновь обнял бутыль самогона и велел возчику, махнув рукой в сторону Вихляевки:
– Трогай!
Обоз тронулся в сторону Вихляевки. Но мужики, как оказалось, вовсе не испугались выстрела из маузера, поскольку были они на войнах
стрелянные. Только Кузькин с отрядом подошёл к деревне на ружейный выстрел, как открылись ворота ближайшего амбара и оттуда вихляевские мужики на руках пушку выкатили, развернули её в сторону продотряда и как стрельнули поверх саней! От испуга Кузькин сделал неловкое движение, бутыль с самогоном ударилась об реквизированный утюг, лежащий среди множества других вещей в санях Кузькина, и лопнула. Обломок стекла бутыли порезал Кузькину пузо поперёк туловища.
– А ну, поворачивай назад, продотряд! – Закричали вихляевские мужики, – А то в следующий раз уже и по головам саданём!
Продотряд в панике бросился бежать и скакать наутёк от Вихляевки. Вёрст через десять остановились передохнуть, глядь – а Кузькин-то ранен! Перевязали его, как могли, промыли рану оставшимся самогоном и отправились в Глупов. По дороге от потери крови Кузькин потерял сознание и его сразу же по приезду в город отвезли в городскую больницу, которой заведовал Викторов, проходивший в больнице исправительные работы за сотрудничество с режимом Лизки.
Сами же продотрядовцы гурьбой ввалились в кабинет Зойки Три Стакана и, перебивая друг друга, сочиняя на ходу всё новые и новые подробности, рассказали ей о том, что в деревне Вихляевке Глуповской губернии появилась белогвардейская банда, вооружённая до зубов пушками и пулемётами, общим числом бойцов до тысячи человек. Рассказали они также о том неравном бое, который был вынужден принять продотряд, и как, поубивав с сотню бандитов, но остановленные шквальным орудийным огнём, они