– Примете?
И, не дождавшись ответа, вошла в его крохотную прихожую.
– Справляетесь без женской руки?
Лецкий развел руками:
– Стараюсь.
Она согласилась:
– Могло быть хуже.
Не то спросила, не то предложила:
– Кирнем?
Он живо поставил на стол еще непочатую бутылку и два миниатюрных стаканчика.
Она сказала:
– Будем здоровы.
Выпила, тыльной стороной крупной ладони утерла губы и улыбнулась:
– Ну что, дружок? Время терять – великий грех. Его не купишь и не воротишь.
Теперь она раскинулась рядом, посмеивается и благодушествует, приходит в себя после сражения. Сам он не мог понять, что испытывает. Чертовы вельможные бабы. Что они хотят, то и делают.
Она неожиданно ухмыльнулась, будто подслушала его мысли.
– Жалко, что ты себя не видишь. Грустное зрелище. Бедный Герман прощается со своей невинностью.
Лецкий озлился. Она права. Реакция, точно я юный птенчик. Вроде того, что шлет мне письма. Вдруг и напомнит о себе дремотное мое захолустье. Нет-нет, да и толкнется: я здесь. С дурацкой способностью удивляться. Я – суть твоя, родовое тавро. Сам виноват. Охоч ностальгировать.
Он усмехнулся:
– Все так и есть. Кроткий, стеснительный. Очень робкий. А главное – не привык к подаркам. Наоборот – неизменно расплачиваюсь.
– Ух ты, какое у нас самолюбие. Не дуйся. Ты и сейчас расплатился. Кто спорит? Труженик, работяга.
И вдруг сказала:
– Должно быть, думаешь: откуда ты такая зубастая? Это не я, это возраст зубастый. Ну да, сорок два года – баба-ягода. Это все шуточки, утешение. На самом деле – последний звонок. Я потому тебе и сказала: время всего на земле дороже, любезный Герман.
– Полезный Герман, – заметил он неожиданно резко.
Его досада не проходила. Не на нее, на себя самого. И не на женскую озабоченность – на давешнюю ее насмешку.
Она изумилась.
– И впрямь обиделся.
– Какие тут могут быть обиды? Я только рад, что могу быть полезен. И Коновязову. И Павлу Глебовичу. Теперь жене его пригодился.
Она рассмеялась:
– А ты не жалей себя. Возможно, и я тебе пригожусь.
Пакуя в чулок могучую ногу, спросила:
– Прорезался Коновязов?
– Увидимся на этой неделе.
Она кивнула.
– В преддверии встречи. Придется ведь потрясти харизмой, погарцевать соображениями. Стало быть, следует подзаправиться.
Лецкий помедлил, потом спросил:
– А с кем он встречается?
– Все тебе выложи. Ну ты и фрукт – с норовом, с гонором. Конечно, цену себе надо знать, но не забудь подстелить соломки. С Мордвиновым встреча, с Матвеем Даниловичем. Нечего поднимать бровищи. Партия, прежде всего, – это касса.
Лецкий задумался, даже не сразу втянул свою голову в свитерок. Потом он осторожно спросил:
– А