Когда в четыре утра варшавский поезд растаял, наконец, среди синих и красных привокзальных огней, Сураев обнаружил, что забыл сумку в зале ожидания для иностранцев, где пили последнюю, стременную. Бесстрашный по пьянке, он убедил Микиса и ещё одного парня, незнакомого, вернуться в зал, протащил их, давно уже лыка не вязавших, по осточертевшим лестницам и обнаружил свою криминальную сумку на кресле: место, видишь ли, занимал… Мент, уже топтавшийся возле, поглядел на гуляк критически, но не пристал. Будь Сураев потрезвее, не возвратился бы, а тогда ему стало безумно жаль – и не так книг, не прочтенных и поэтому ещё чужих, сколько сумки…
Глаза слипались. Он уже засыпал, когда быстрая, как удар током, мысль рассеяла сонную муть: Генка уехал снова, теперь уж точно навсегда. Вскинувшись, Сураев огляделся и опять смежил веки: смотри не смотри, однако в комнате, где Генка прожил, как-никак, больше двух лет, и он не оставил никаких следов. Заколдованное место? Хотя… Шумный и безалаберный, Генка не тушил сигарет о столешницу, не метал нож в шифоньер, и не он расколотил дешёвые, Ленинградского фарфорового завода, статуэтки на комоде. Их Шамаш берег как память о родителях и пустоту на том месте болезненно ощутил и сейчас. Книги? Сжег их, опасаясь обыска, во время одной неприятности на работе. Виктор Некрасов есть и свой, а остального не очень-то и жаль теперь, после книжного бума в России, когда можно было купить почти всё… По-прежнему не открывая глаз, он увидел, что у стены, на прежнем месте, чернеет трюмо и что сама Нина возникла в его глубине, поставила босую ступню на пустую поверхность столика, выбралась и осматривается. Он знает, что если сумеет бестрепетно встретить её взгляд, всё у них будет, как раньше. Вот только не совсем понятно, почему вернулась она взамен утраченного Генки: Нина ведь живая… Или? Сомнения душат Шамаша, но он помнит, что вопросы задавать нельзя…
– Шамаш Саргонович!
Глаза уже не щиплет, хоть подушка и влажная. Зелёные капельки люстры тихо сияют в закатных лучах. Сколько пыли на них! И как долго он спал…
– Шамаш Саргонович! Вас, однако же, не добудишься. Вам телефонировал следователь, просил срочно ему перезвонить. Вот номер, на бумажке.
– Спасибо, Иван Афанасьевич.
Сураев перевернулся на другой бок. Хоть прерванное сновидение ещё прокручивается перед его глазами, это только воспоминание, в него уже не возвратиться. И слава Богу.
Глава
3
Тот,