Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству. Мэтт Ридли

это все и повсеместно. «Несмотря на присущую нам специализацию и разделение труда, – писал Ричард Александер, – практически каждый человек настаивает на праве осуществлять репродуктивную деятельность самостоятельно». Наиболее гармоничные общества, прибавляет он, те, которые обеспечивают равные репродуктивные возможности для всех. Моногамные общества, например, часто оказываются более сплоченными и успешными, чем полигамные³⁵.

      Люди не только отказываются передавать право на размножение другим, но и, фактически, стараются подавить фаворитизм в отношении родственников ради общего блага общества. Непотизм, в конце концов, слово какое-то нехорошее. За исключением строго частных семейных дел, предпочтение родственников другим членам сообщества всегда является признаком коррупции. В ходе своего исследования жителей французских деревень в горах Юра, предпринятом в начале 1970-х годов, Роберт Лейтон обнаружил многочисленные доказательства недоверия к непотизму. На местном уровне, конечно, люди благоволили к своим близким. Однако на более высоком подобный фаворитизм вызывал резкое неодобрение. Община и сельскохозяйственный кооператив запрещали отцам, сыновьям и братьям одновременно выставлять свои кандидатуры на выборах. Считалось, что сосредоточение управления общими ресурсами в руках основанной на родстве фракции не отвечает общим интересам. Группы, построенные на принципе кумовства (семейственности), имеют нелицеприятное название. Мафия тому – ярчайший пример³⁶.

      Вследствие отсутствия непотизма аналогия между людьми и общественными насекомыми едва ли правомерна. Нам не только не свойственно косвенное размножение через других – мы делаем все возможное, чтобы его избежать. Впрочем, вышесказанное не относится к сравнению с хромосомами. Во всем, что касается репродукции, последние – еще большие эгалитаристы. Они могут не быть альтруистами, поскольку не отказываются от своего права на репликацию, но они и не эгоисты. Хромосомы ориентированы на группу, защищая целостность всего генома и подавляя эгоистичные мятежи отдельных генов³⁷.

      Притча о булавочнике

      В одном мы муравьев все-таки превзошли – в разделении труда. У них оно тоже существует – между рабочими и солдатами, рабочими и добытчиками пищи, строителями и специалистами по гигиене. По нашим стандартам это, разумеется, слабовато. У муравьев различимы на физическом (морфологическом) уровне максимум четыре касты, а задач – 40, а то и больше. Впрочем, по мере взросления рабочие муравьи меняют свои обязанности, что, разумеется, усиливает разделение труда. У некоторых видов – например кочевых муравьев – отдельные особи работают в командах, существенно расширяющих единоличные навыки³⁸.

      У медоносных пчел перманентное разделение труда вообще отсутствует – за исключением рабочих и матки. Шекспировские пчелы-судьи, пчелы-каменщики, пчелы-носильщики и пчелы-торговцы – всего лишь плод воображения. Есть только рабочие,