И все-таки большинство разделяет главный запрет гуттеритов: запрет на эгоизм. Эгоизм – почти что определение порока.
Убийство, воровство, насилие, мошенничество считаются серьезнейшими преступлениями, поскольку, по сути, представляют собой эгоистичные или злоумышленные акты, совершаемые ради блага исполнителя в ущерб жертве. Добродетель, напротив, почти по определению, есть общее благо группы. Праведные черты (такие как бережливость и воздержанность), не являющиеся непосредственно альтруистическими в своей мотивации, немногочисленны и туманны. Явно добродетельные поступки и качества, которые мы все восхваляем – кооперация, альтруизм, щедрость, сочувствие, доброта, бескорыстие, – безоговорочно связаны с благополучием окружающих. Это не просто какая-то местная традиция – это свойственно всему человечеству. Исключением, пожалуй, является только слава, обычно добываемая эгоистичными и иногда жестокими поступками. Но это исключение лишь подтверждает правило, ибо слава – добродетель неоднозначная, чересчур легко переходящая в тщеславие.
Я хочу сказать, что все мы в глубине души – гуттериты. Сознательно либо опосредованно все мы верим в стремление к всеобщему благу. Мы превозносим бескорыстие и осуждаем эгоизм. Кропоткин все перепутал. Фундаментальная добродетельность человека доказывается не наличием параллелей в царстве животных, а как раз отсутствием таковых. Объяснения требуют не частые людские пороки, а их редкие добродетели. Джордж Уильямс сформулировал вопрос следующим образом: «Как максимизация эгоизма могла дать организм, способный пропагандировать (а периодически и практиковать) милосердие по отношению к незнакомым людям и даже животным?»34 Одержимость добродетелью уникальна для нас и истинно социальных животных. Неужели наш вид тоже «аггрегировал»? Неужели мы постепенно начинаем терять свою индивидуальность, чтобы в итоге стать частями всеобъемлющей эволюционирующей структуры под названием общество? Является ли это нашей характерной особенностью? Если да, то в одном ключевом аспекте мы весьма необычны: мы размножаемся.
Неужели мы постепенно начинаем терять свою индивидуальность, чтобы в итоге стать частями всеобъемлющей эволюционирующей структуры под названием общество?
Хотя люди никогда не возлагали обязанности размножения на королеву, мы зависим друг от друга не меньше муравьев и медоносных пчел. Набирая эти строки, я использую программное