Напомни, что Господь непобедим,
Что мы весною в Грузию летим,
Искать равноапостольную Нину.
Скажи мне в сотый раз, что смерти нет,
О том, как дышит текстами поэт,
Как старое пальто снимая кожу,
Где сеятель разбросил семена,
Идет война, давно идет война,
И мы с тобой сражаемся, как можем.
Представь себе открытый океан,
Где старый китобой с бутылкой рома,
Мечтает снова оказаться дома,
И видит дочь сквозь утренний туман.
Она идёт по водам, так легко,
Как шел апостол к своему мессии,
И это так пронзительно-красиво,
Идти «сквозь ледяную цепь веков».
– Но как поверить мне глазам своим,
По водам ходишь, значит ты святая?
– Нет. Я, всего лишь провожаю стаю,
Мы ищем Новый Иерусалим.
Отец, Киты, которых ты убил,
Мне подставляют порванные спины,
И мы плывём сквозь темные глубины.
Плывём, отец, к такому Рождеству,
Где прозвучит: «не бойтесь, только верьте».
Здесь, постепенно привыкая к смерти,
Я начинаю думать, что живу.
Милая, этой зимой, в больших снегах,
Мне повстречался кочевник с прозрачной кожей.
И вот теперь я знаю того, кто может
С помощью имени уничтожать «врага».
Больше семи веков он совсем один,
Ищет ещё неназванных на планете.
Он в палестинских пустынях бродил, как ветер
И наконец, добрался до вечных льдин,
Чтобы в пределах своих ледяных чертогов,
Мертвой реке прошептать: «ты ещё жива».
Он и предчувствие может одеть в слова,
Так появилось холодное слово «тревога».
Больше никто не верит смешным приметам,
Каждый теперь отмечен своим венцом.
Просто безликий мир приютил поэта,
И в благодарность за это обрёл лицо.
То, что рождало на сердце густой туман
И превращало ливанские кедры в плаху,
Он иногда называл первобытным страхом…
Милая, мне бы о нем написать роман.
Он рассказал мне историю мира вкратце,
И несмотря на то, что грядет война,
Я назову твои страхи по именам,
И больше нечего будет тебе бояться.
Она говорит:
«Мы построим корабль бумажный,
Сплетем паруса из клубка паутинных нитей,
Ведь мы же мечтали в открытое море выйти,
Есть только вино и стихи, остальное не важно.
Ты только пиши, что бы ни было там, пиши,
Создай человека в тумане графитной пыли,
И если в ответе за тех мы кого приручили,
Позволь мне остаться в пределах твоей души.
А помнишь, ты мог поворачивать время вспять?
Скажи только, я принесу карандаш, бумагу»,
А мне бы «Старик и море» перечитать,
И научиться мужеству у Сантьяго.
Она говорит:
«Нас