И вот как-то уже получилось у Серковского с Елизаветой вынести Новикова и положить в погреб на холодное. Лед с прошлого года в погребе уже весь растекся, а холод еще был, хоть на льду покойничку лежалось бы совсем хорошо. Вот и сейчас папанинцы сильно хвалят лед, говорят, что лед полезный для всего на свете и для науки тоже.
Через сколько-то Серковский взял бумагу. Потом покойничка достали из погреба как живого.
Потом Новиков вроде умер.
Потом сказалось про счастье Елизаветы с Серковским и про Фаину тоже.
Потом Новикова положили в гроб с глазетом.
Пока гроб с Новиковым стоял на столе в самой большой новиковской комнате, Фаина ничего не ела. Тарелка б на столе поместилась, но Фаине в горло ничего не лезло, хоть с чистым сливочным маслом, хоть без.
Фаина обиделась на всех на свете, что мать на новиковский стол не ставили. Марию из покойницкой повезли в церковь, а потом на кладбище.
Когда поп брызгал на Марию, Фаина плакала сильней. Фаине было страшно, что мать забрызгают до мокроты и мать подумает, что она опять утонула.
Фаина занадеялась, что Новикова в церкви забрызгают до самой ниточной мокроты. Тогда Новиков до рая не успеет высохнуть, и матери будет приятно, что Новиков тоже утонул.
Раз Фаина взяла и положила сухую рубашку на мокрое полотенце, и рубашка потом взяла и вся на свете сделалась с желтыми разводами.
Марина научила Фаину, что сухое мокрому никогда не пара. Фаина подумала, что хорошо человеку быть не материей.
А дальше все начали жить дальше.
Серковский женился на Елизавете, а Елизавета вышла замуж за Серковского.
При Серковском Елизавета сильно похорошела, даже горб у Елизаветы смотрел веселей.
А Фаина при них обоих была Фаиной.
Серковский в душе сильно страдал от наступившего семейного счастья, потому что сам по себе привык к другому счастью и тем более в других домах. Но Серковский по своему опыту человека уже давно знал – если Бог дает человеку, человеку надо брать и тихонечко ждать, когда можно будет сбежать хоть куда.
Женился Серковский на Елизавете и начал сильно хотеть поскорей ехать к Баранидзе-племяннику.
Хотел Серковский поскорей, а получилось, что поехал не с бухты-барахты.
Серковский дождался писем про Баранидзе-племянника и его нехорошую подноготную от хороших людей из Ленинграда, который при царизме звали Петербург. Интересно, что Ленин тогда уже родился, но решил подождать до после