Немцы-теоретики стояли стенами, как всегда до крайности самоуверенные. Граф Г. помнил, что немец бывает самоуверен на основании знания науки, которую он сам же и выдумал, и вообще они противные. Впрочем и французы были не лучше – они считали себя обворожительными и неотразимыми как для мужчин, так и для женщин, а таковым мог быть разве что сам граф Г., но никто более в целом свете. Англичане и вовсе полагали себя гражданами самого благоустроенного государства в мире, а уж если вспомнить, что они таки осмелились напасть на нас, то и самого самоуверенного и наглого. Как человек русский, граф был убежден что невозможно вполне знать чтобы то ни было, и поэтому был самоуверен даже тогда когда он ничего не знал и знать не хотел.
Как выяснилось, ночью было получено известие о движении англичан в обход нашего лагеря, и по этому случаю каждый генерал предлагал свой собственный план действий. Шведский вояка, пользуясь оказией, представил свой проект, согласно которому надо было ждать противника в стороне от Московской дороги. Оспаривая его мнение, другие тут же предложили продвигаться вперед и атаковать, дабы выбраться из западни, в которую мы все попали в этом чертовом лагере. Кто-то совал под нос прочим исписанную тетрадку, кто-то уверял что эта позиция с открытым тылом. Немецкий генерал тыкал пальцем в карту, ему возражали по-французски, и он конечно не понимал ни слова.
Словом, тут все было как в поговорке о лебеде, раке и щуке, однако же граф быстро сообразил, что все они боялись военного гения Веллингтона и Нельсона как огня, и страх этот слышался в каждом возражении. Казалось что их ждали со всех сторон сразу, и лишь для самоуспокоения повторяли что дескать адмиралы не воюют на суше, а что касаемо Веллингтона, то у нас тут все же не Индия и ему так свободно не разгуляться – но видно было что и сами мало в это верили.
Граф Г. слушая только удивлялся и думал: «Да что за вздор, какая тут теория, ведь если веселый смельчак вроде меня крикнет во-время: «Ура! В штыки, братцы!» – то десятитысячный отряд врагов мигом разбежится, а если какой-нибудь болван-немец заорет: «мы отрезаны!» то и сто тысяч нашего собственного войска не помогут. Выдумали тут теорий о гениях, а они только на то и годятся, чтобы в срок сухари войскам подвозить. Генералы – полные болваны, да еще и рассеяны до ужаса. Нет, я против низкопоклонства перед воякам – у них каски вместо голов. О, историческая мысль!»
Русские войска стремительно отступали, но не просто так, а по различным государственным и политическим соображениям. В главном штабе шла сложная борьба интересов и страстей, определявшая каждый наш шаг назад. Веселые гусары вообще считали что этот отступательный поход – самое милое дело, тем более летом и с приличным запасом продовольствия. Правда хорошеньких