Но она, будто не слышала, силилась, рвалась выиграть спор со своими марухами – «Три штукаря, блок «Кэмела» и набор турецких теней для глаз – против совращения синильного старика». Мать-перемать! Чо тут париться? Игра стоит свеч. И Лолка шла на штурм: Притягивалась всё сильнее, дышала ему в подбородок горячим вульгарным ртом, смеясь, задыхаясь, пытаясь вырвать победу любой ценой. И вдруг поняла – проиграла. В отчаянье пихнула его в грудь, плюнула матом в лицо:
– Не хочешь? Не хочешь?…А может, не можешь?! Так ты меня не суди, лучше помоги материально. Не мы, а вы устроили нам такую житуху – совки. А у меня мать больная дома лежит, брат маленький…и жрать не хер! Так – то вот, генерал! Позолоти ручку, Шон…
– Пошла ты…хъартай гьой…Пошла вон! Сопливая дрянь! – Он насилу сдержался, чтобы не влепить ей затрещину.
Медные кулаки сжались с синими стариковскими венами, блёклые, впалые щёки схватились кармином. Под вязаным шарфом гневно ходил кадык, в зрачках вспыхнуло отвращение.
Брюнетка отшатнулась от него, как от огня. Беспощадный блеск стерегущих её глаз – испугал. Поджарый носатый старик с высохшей жилистой шеей, похожий на беркута, больше не был предметом её вожделения. С площадной откровенностью она сыпала руганью, на лице дёргались злые дуги бровей, брызжущий нервный смех мстительно щурил вульгарно обведённые жирной тушью глаза.
« Вот же сучка приблудная! Блядь твоё имя! Руки белые – работы не знают. А была б при муже, при детях…Знала бы на какой стене плеть висит. За делами некогда будет задом вертеть… Иай, кобыла гладкая…На уме – одни кобели, игрища, пьянство, да улица…Тьфу, бахунеб унти3!»
– Ну ты-ы…совок!! – красногубая шлюха сделала непристойное движение и, играя бровями пошла под срамной хохот своих сикух к стеклянным дверям. У порога торопливо оправила кофту и громко выкрикнула ошалевшему генералу:
– Ты за это ещё заплатишь, старый коз-зёл!
* * *
Танкаев запахнул расстёгнутое пальто, решительным шагом пошёл прочь. Угрозы шлюх, летевшие в спину, его занимали мало. Другое серьёзно тревожило-теребило сознание. Ему опять казалось, что к его кожаному пальто, туфлям прилипла незримая паутина. И кто-то скрытный, как вражеский снайпер, смертельно-опасный, неотрывно следит и ведёт его.
« Похоже, и впрямь права жена».. На нас, генералов, оставшихся верными присяге Союзу…В Москве открылась охота, как на волков». Он снова бросил беглый взгляд на подозрительный «мерседес». Тот оставался на месте, тлея зловещими красно-гранатовыми габаритами.
…Обходя строй машин, ища взглядом значок метро, он испытывал незнакомое прежде страдание. Нет, не душевное, не психическое, а особое страдание плоти, когда боль возникает в самых кровяных клетках кожи и мозга, будто их растворяют в бесцветном растворе, рассасывают в желудочном соке. Было отчётливое ощущение, что его плоть, его энергия являются банальным кормом для какой-то иной, чужой, присутствующей здесь жизни.
Он