«Какой смысл, – рассуждала Людмила, – сидеть среди стен я могла бы и дома, для того ли чтобы сидеть вечерами с Сысоевым дома я приезжала в столицу?» И только эта мысль посетила её, она быстро оделась, решив съездить куда ни – будь в центр, пройтись по московским музеям, а при наличии мероприятий, завернуть в ЦДЛ7, на Никитскую8.
«Неужели я с ним, чтобы вести жизнь животного, ведь, кроме совместных ужинов, во время, которых он лишь изображает ей свой интерес к творчеству и литературе, я не вижу его интереса к моим писательским планам в Москве? – когда, возвращался Владимир, они отправлялись, как правило, за продуктами в магазины. Моя жизнь в литературной среде, вечера в поэтических клубах, как выяснилось, его не волнуют. Он запел новую песню о том, что ему необходимо оказывать помощь семейству Камиллы – дочери, живущей в коттеджных домах, которые сдают и четырёх комнатную квартиру, ту, что недавно он на них отписал. К тому же, то и дело, в мои планы стали вторгаться непредвиденные обстоятельства, возникающие по его вине – человека, на которого я так рассчитывала и все эти возможности…, заняться писательством, к огромному сожалению, становятся с каждым днём призрачней, если не сказать эфемерней» – сокрушалась Людмила. К ней пришло осознание – обмана в собственных ожиданиях, ситуация, в которой она оказалась – повернула вспять все её представления, все задуманное, мечты – разрушая надежды, глобальные планы.
«Да… положение здесь становится шатким; одна из двух квартир, куда пригласил Сысоев, была на окраине, в Люберцах, другая, из четырёх комнат, расположенная ближе к центру, перешла в собственность его дочери, по сути, аналогичная ситуация не за горами. И теперь, вместо предложений руки и сердца, прозвучало: «Я хочу, чтобы ты вот так, просто жила со мной». «Щелчок по носу мне? – Но нет, не мне, а по сути, ему, это он себя загоняет в ловушку, в зависимость. Вот над этим бы, подумать научному деятелю, естественно, это самое время задуматься, ему, потирающему свои кости по стулу, в своём НИИ, да и, что он, вообще о себе возомнил? К какой черте он подводит себя, в итоге …, не меня, а себя, зачем мне беспокоиться за него, большой ведь, он – дядя, с кем он останется, результат увидит со временем сам». Возмущение, поднималось всё выше, как напиток в бокалах, наполненных до краев, переполняющий и льщийся через край, вызывая не то, чтобы досаду, скорее неприязнь с отвращением.
То, что Люберцы9, разделённые на две части, московскую область и городской район столицы не шли ни