– Намеревался когда-то, подругу имел постоянную, но ничего у нас не вышло, разбежались. Один живу уже года три… или четыре?.. Правда, хозяйством особенно не занимаюсь, съезжу в субботу или воскресенье в Стокманн или еще какой-нибудь супермаркет, и все.
– Конечно, – усмехнулась Элиза, – у вас доходы другие. Хотя и жалуетесь… я имею в виду не вас лично, врачей…
– Другие, – согласился Пауль смущенно.
– Раньше нам удавалось даже что-то отложить, мы несколько раз ездили вдвоем отдыхать, вернее, посмотреть мир, в Барселону как-то выбрались, в Италию. Но теперь…
– А во Флоренции побывали? – спросил Пауль.
Элиза усмехнулась.
– Ну какой художник из человека, который не был во Флоренции…
Кармела лежала на спине и смотрела в потолок. Потолок был большой и белый, эта белизна раздражала, выводила из равновесия своей бесспорной схожестью с ее памятью, превратившейся в словно заново оштукатуренную поверхность, с которой исчезли все следы написанной на ней фрески, да, ведь память тоже как фреска, на которой в кажущемся беспорядке размещены эпизоды прожитой жизни, все сразу, это не кино, где действие разворачивается кадр за кадром, в памяти все перемешано, связано ассоциациями, и те ставят рядом фрагменты, на первый взгляд несовместимые… ей вдруг явилось красочное изображение Саломеи, она еще несется в танце, а рядом кто-то уже держит поднос с головой Иоанна Крестителя… где она это видела и когда?.. Она вгляделась в потолок, словно надеясь, что на нем возникнут кусочки ее прошлого, вот, например, в нижнем левом углу хорошо бы поместить детство, маленькая девочка на коленях у мамы… хорошо бы, но она совсем не помнила родителей и брата… что у нее есть брат, на два года старше, ей сказал Паоло, есть, но в отъезде, уехал отдыхать на море, все правильно, сентябрь – лучшее время для отпуска, и не жарко, и дешевле, с семьей, значит, есть семья, жена-дети, но она их не помнила, впрочем, и брата вспомнить не могла… Но он есть, а значит там, в детстве, должен быть еще и брат… ничего не выйдет. Конечно, она могла изобразить в том углу некую абстрактную мадонну с младенцем, собой то есть, и мальчиком, играющим на полу у маминого кресла с игрушечным мишкой… нет, в том-то и дело, абстрактных мадонн не бывает, все они написаны с натуры, и как много зависело от натурщиц, не будь у жены Эль Греко ее огромных глаз или у скромной монашки Филиппо Липпи ее тихого очарования… а где был бы Ботичелли без Симонетты?.. Она вдруг поняла, что перед ее внутренним взором вертится хоровод картин, много-много, если бы еще вспомнить, где она их видела и видела ли воочью или только в альбомах и в интернете… Затем ей снова явилась Дева Мария… странно, что из всех ее знакомых и родных только она… наверно, из-за сходства с моделями великих?.. пожалуй, она вполне подошла бы в качестве натурщицы,