– Алло?
– Я девочку вашу нашел, – сказали в трубке. – Маяковский район, знаете? Где стадион.
– Какой, в жопу, стадион? Она мертва! Мертва, слышите?
– Я смотрю на нее сейчас, – сказали в трубке. – Светлые короткие волосы, улыбается, шортики такие, синего цвета, с корабликом на кармашке. Всё верно?
Лёвкин открыл рот, но промолчал. Про шортики никто не знал. На фото их не было видно, конечно.
– Приезжайте. Она тут голубей кормит хлебом. Не ручаюсь, что смогу её задержать.
Трубку повесили. Лёвкин тут же судорожно набрал такси, потом рванул к жене в огород, схватил её под локоть: «Живее!», и вдвоем они выскочили на улицу. Маша не успела даже помыть руки. Лёвкин чувствовал, как дико, импульсивно, с надрывом бьется сердце. Через несколько минут подъехало такси. В салоне пахло огуречным лосьоном. Лёвкин назвал место, которое у стадиона, хотя ни разу там не был и даже не знал, сколько вообще стадионов в этом городке. Таксист вроде бы понял.
Маша крепко сжала Лёвкину ладонь.
«Этого не может быть, – думал Лёвкин, и тут же. – Но ведь нужно же во что-то верить!»
Их домчали быстро. Площадь с фонтаном перед стадионом была пуста. Лёвкин набрал номер звонившего, но никто не ответил. Маша пробежала вокруг фонтана, потом поднялась по ступенькам к входу в стадион. Везде стояли металлические ограждения. Желтый свет фонарей освещал кабинки касс, пустые лавочки, узорную плитку. Лёвкин тоже бегал, не помня себя от волнения, заглядывал в каждую темную щель, кричал, не удержавшись: «Ирка! Ирка!», но сам же понимал, что никто ему не ответит.
В какой-то момент он увидел на столбе приклеенную листовку, сорвал её, смял, изорвал. Потом еще одну, на соседнем столбе. Кто-то ведь успел обклеить проклятыми листовками весь город!
Телефон зазвонил. Лёвкин не обратил внимания. Он шел от столба к столбу, срывал листы с фотографией дочери и швырял на землю. Ветер подхватывал их, кружил, уносил в темноту.
В отдалении, за углом стадиона, зашевелились тени. Кто-то выдвинулся навстречу Лёвкину – несколько человек, неприметные, серо одетые, похожие на призраков.
– Вы не там ищите, – сказал один.
– Вам надо в центр, к театру Драмы, – вторил другой.
– Возможно, она просто ушла погулять, – говорил третий. В уголке губы его алел кончик зажженной сигареты.
Лёвкин попятился, побежал обратно, увидел, что отовсюду из темноты лезут люди. Они шли неторопливо, наполняя ночную тишину шорохами разговоров.
– Я видел вашу девочку…
– Тут написано позвонить, вот и позвонил…
– У пруда. Тут недалеко…
– А вы опоздали что ли?
Опоздал, конечно опоздал! Лёвкин подбежал к жене, которая, склонившись над газоном у фонтана, рвала розы. Таксист посигналил коротко, привлекая внимание. Зазвонил телефон.
– Да! – рявкнул в трубку Лёвкин, но ему не ответили. Кажется, кто-то всхлипнул, по-детски. – Ира? Ирочка! Это ты? Девочка моя! Ты где? Ты жива? Это же неправда, да?