Я не хотел находить Аманду Маккриди. Хотел найти кого-нибудь другого. Но то ли оттого, что в последние несколько дней меня это дело зацепило, как и других жителей города, то ли оттого, что все это произошло по соседству, в нашем квартале, или просто потому, что слова «исчезновение» и «четырехлетней» не должны встречаться в одной и той же фразе, мы согласились через полчаса встретиться с Лайонелом и Беатрис Маккриди на квартире у Хелен.
– Так вы возьметесь за это дело? – спросила Беатрис.
Они с мужем поднялись, собираясь уходить.
– Мы должны это обсудить.
– Но…
– Миссис Маккриди, – сказала Энджи, – мы следуем заведенному порядку. Прежде чем на что-либо согласиться, мы должны взвесить все за и против. Что-то вроде производственного совещания.
Беатрис это явно не понравилось, но она понимала, что вряд ли может тут что-то поделать.
– Мы заглянем к Хелен через полчаса, – сказал я.
– Спасибо, – сказал Лайонел и потянул жену к двери.
– Да. Благодарю вас, – сказала Беатрис, но, как мне показалось, не вполне искренне.
Я подумал, что сейчас ее устроил бы лишь указ президента о розыске Аманды силами Национальной гвардии.
Мы прислушивались к затихающим шагам на лестнице колокольни, потом я смотрел из окна, как они вышли со школьного двора рядом с церковью и прошли к старенькому «додж-овену». Солнце ушло из моего окна на запад, небо в начале октября по-прежнему оставалось по-летнему белесым, но по нему уже плыли охристые разводы. С четвертого этажа донесся детский голос: «Винни, подожди! Винни!» – в нем угадывалось одиночество и незавершенность. Машина с супругами Маккриди выехала на проспект, развернулась, я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду.
– Не знаю, – сказала Энджи, откинулась на спинку стула, положила ноги в кроссовках на стол и отбросила прядь волос со лба. – Просто не знаю, как тут быть.
Она была в черных лайкровых велосипедных шортах, свободной черной рубашке, надетой поверх белой майки. На черном красовалась белая надпись NIN[1], а на спине – PRETTY НАТЕ MACHINE[2]. Эту рубашку она купила около восьми лет назад, но та до сих пор была как новая. Мы прожили с Энджи почти два года. Своему гардеробу она уделяла времени ничуть не больше, чем я своему, но мои рубашки через полчаса после того, как я их надевал, выглядели так, будто ими протирали движок автомобиля, а Энджи носила вещи годами, чуть ли не со школы, и все, чему положено быть белым, так и было белым. Женщины и их одежда часто поражали меня этими своими особенностями, и я решил, что это одна из тех загадок, которые мне не разгадать, например, что на самом деле случилось с Амелией Эрхарт