Гидеон, кажется, понимал ее чувства. А может, и сам чувствовал нечто похожее. Пробормотал мрачно:
– Этому союзу так и так крышка. Сегодня, завтра, а может, еще вчера. Еще неизвестно, к месту ли там окажутся наши бумаги.
В футляре у него за пазухой лежали верительные грамоты особых посланников. На случай нежелательных встреч. Тоже хорошо: встреча с союзниками – нежелательная. Тьфу.
– Знаешь, – призналась Паола, – нельзя, конечно, так говорить, но зря это. Не все равно, кто именно нарушит союз.
Гидеон скривился, будто уксуса хлебнул.
– Пошли. Давай найдем сегодня теплый ночлег.
Паола кивнула: ветер с гор вымораживал насквозь, до костей. Страшно было думать, что там, дальше, на снежных землях, им придется ночевать под открытым небом.
Еще раз оглянувшись на рудник, девушка вздохнула и двинулась к приведшей их сюда тропке. Гидеон прав, лучше думать о том, где они сегодня будут спать и смогут ли поесть горячего на ужин. Мысли о союзах стоит оставить тем, кто имеет власть эти самые союзы заключать. Или разрывать.
Резкий порыв ветра швырнул в лицо жухлый, скукоженный лист. Паола озадаченно сморщила нос: прилетевший с ветром запах был чужд и тревожен. Что бы это?..
Гидеон крутнулся, выхватывая меч.
Дальше… вряд ли Паола смогла бы внятно рассказать о том, что было дальше. Все смешалось. Полоснувший по глазам блеск лезвия, волна леденящего страха, и сразу следом – огонь. Боль. Крик Гидеона. Ее взмах крыльями – вслепую, на звук, почти бессознательно. Дерись. Сражайся, не оглядывайся на меня. Вой – она надеялась, что врага. Кажется, она и сама кричала. Кажется, это помогало не бояться. Острая, едкая вонь – паленые листья, паленые волосы, горелая плоть. Гидеон: выпад, кончик меча чиркает по черному кожистому крылу. Крылу? Зеленый камзол расползается черными дырами, дымится. Огонь. Боль. Страх. Крик. Дерись! Хрип. Тьма застилает глаза. Соберись, держись! Держи его, ему драться! Волей Неба, именем Всевышнего… Вой, хрип. Тишина.
– Паола. На, выпей.
Рука под затылком, холод стекла у губ. Глоток. Мятный холод, льдистый огонь. Дышать. Открыть глаза.
О Господи.
Неровные пятна ожогов на лице, опаленные брови. От кривой улыбки едва прихватившая ожоги корочка трескается, подергиваясь мелким бисером сукровицы.
О Боже, только не это.
– Я… такая же?
Мгновение непонимания, ухмылка:
– Уже нет. Больно?
Сесть. Под ладонями – горячие угли и пепел. Вдруг ни с того ни с сего начинают позорно трястись губы.
– Где