Иван приподнял бровь. Из машины тут же материализовались двое крепких молодых людей в черном, с бритыми начисто головами, как в плохом фильме, ей-богу. Но голос Куколя пока оставался ровным. Движением уставшего человека он вытер лоб.
– Подумайте. Ну, останетесь вы здесь… Какая вам польза будет сидеть под забором дома отдыха? Отдыхающие, то да се, шум, гам… Подумайте, это же просто шикарное предложение. Здесь будет большой комплекс. Вот там, – он махнул рукой, – главный корпус, здесь – бар, а вон там оборудуем криницу как следует, расчистим, купол надстроим, лавочки поставим… Это будет райское место. Я уже приобрел стройматериалы. Здесь хорошие грунты, легко будет оборудовать водопровод, канализацию.
Не зная, что сказать, я молча слушала речь Митрича.
Немного дальше за холмом – дом отца Толика. Старый Евык давно умер, Толик жил в Страдичах, но держал здесь огород и часто наведывался. Вероятно, услышав разговор, он выглянул из хлева, где возился, и поспешил к нам, как был, с вилами в руках.
– Что же, давайте так договоримся, – подвел черту Куколь. – Я дам вам на раздумья день-другой, но не тяните, мне время дорого. Не забывайте, деньги – они всеобщий эквивалент, а с домом всякое может быть… Он стареет, рассыпается, сгореть может, мало ли что…
Он неспешно повернулся и, так и не подойдя к венерологам, больше не взглянув ни на нас, ни в их сторону, сел в машину, и мерседес укатил.
– Толстый снова насчет покупки дома приезжал? – поинтересовался Толик, подходя.
– Ты его знаешь? – спросила я.
– Видел. Видел, как он приезжал к вашей бабе, и она его отшила – помнишь, я говорил на поминках? Видел, как приезжал к бабе Ляльке – доброго здоровья, бабо! – слышал, как она прикидывалась дурочкой…
– Что за он?
– Дык бизнесмен. Крутой, – продолжал Толик. – У него магазины в Бресте, рестораны, места на рынке… Но говорят, что основной доход ему приносят наркотики и проституция. Он здесь у нас личность известная. Ну и чего-то ему стрельнуло прикупить тут землю.
– И к тебе приходил?
– Нет, наш участок ему не нужен. Вот здесь, на холме, возле криниц он хочет строиться. Говорят, какой-то дом отдыха, но на самом деле – ребята на работе говорили – бордель.
– Что-о-о? – возмутилась я.
– Бордель. Блядюшник.
Нет слов, молчание.
– А что же милиция, власти? – спросила я неуверенно.
Толик только пожал плечами.
Лялька молодая выудила из миски кусочек окорока и с наслаждением откусила.
– Знаешь, – сказала Ульянка, когда мы возвращались домой. – А вот у этого Ивана был мотив желать бабушкиной смерти. Могу себе представить их разговор с бабушкой. И, кажется, он из тех, кого сомнения и совесть не мучают.
– А сегодня у него, как я понимаю, появился мотив желать и нашей смерти. И это взаимно.
Взаимно? Я кривила душой, правду некуда деть. Я кривила душой перед моей проницательной сестрой, желая скрыть истину: Иван Дмитрич мне понравился, и даже очень.
На лице