Но Джеса думала, что ее госпожу волнуют не враждующие дворянские дома и беспорядки на улицах. Обычно герцогиня Кантия отличалась мужеством, она часто повторяла с мрачной улыбкой, что ее суровая мать научила дочь сохранять спокойствие при любых обстоятельствах. Джеса думала, что сейчас герцогиню тревожит нечто, сродни призракам, которые пугали народ в Лагуне Красной свиньи, тем, что по ночам выпивали из людей жизнь, как собака лакает воду.
«Будь я дома, я бы отправилась к одной из целительниц и попросила ее сделать амулет, защищающий от голодных призраков, а потом положила бы его под подушку моей леди», – подумала Джеса.
Конечно, многие представители народа Джесы жили в Наббане, в особенности рядом с портом – и, возможно, там есть целительница. Но как ее найти? У нее не было возможности покинуть Санцеллан Маистревис во время визита королевы – если только сама герцогиня не отправит ее с каким-нибудь поручением в город.
В последнее время Джеса выполняла много поручений герцогини, главным образом, разносила письма. К ее молчаливому, но искреннему удовольствию, несколько таких писем предназначалось виконту Матре, красивому смуглому мужчине (она всегда думала о нем именно так, только теперь сообразив, как долго ее окружают бледные лица), который спас Джесу, девочку Серасину и герцогиню, когда они оказались на улицах города во время волнений.
При других обстоятельствах Джеса могла бы заподозрить, что стала посредницей в запретном любовном приключении, но она не верила, что ее госпожа на такое способна. Кантия не демонстрировала обычного для таких случаев лихорадочного волнения любви, только глубоко спрятанную печаль, которая так тревожила Джесу, и герцогиня относилась к письмам Матре так же, как ко всем другим. Кстати сказать, она чаще писала старому уродливому Беллину Гермису, графу Виссы, чем красивому виконту.
А еще Джеса испытывала к себе отвращение, потому что, хотя и не верила в то, что герцогиня испытывает какие-то чувства к Матре, кроме дружбы и благодарности, ее переполняла ревность к их переписке.
«Виконт просил тебя перейти к нему работать, глупая девчонка, вот и все, – ругала она себя. – Может быть, он взял бы тебя в свою постель. Но ничего больше быть не могло. Неужели ты оставила бы свою подругу и ее дочь, милую Серасину, которых так любишь, чтобы стать игрушкой богатого мужчины?»
Когда герцогиня Кантия была одета и напудрена, она выставила своих дам за дверь.
– Я должна остаться одна, чтобы немного прийти в себя, – сказала она, усаживаясь на высокий стул. – Эти юбки такие жесткие. Послушай, Джеса, принеси мне мою милашку.
Однако одна из придворных дам Кантии осталась, она явно хотела поговорить с герцогиней, поэтому Джеса ждала. Кантия,