Ридре было тринадцать. Худая, нескладная девочка вдруг влетела в тройные двери оранжереи поделиться открытием: оказывается, изо рта иногда вылетает занятная штука – смех. Т’мварба испытывал отеческую гордость: всего за полгода этот ходячий скелет снова превратился в девочку – которая носит мальчишескую стрижку, порой скандалит и дуется, забрасывает его вопросами и нянчится с морскими свинками, которых зовет Комочек и Комочкин. Под потоком кондиционированного воздуха ветки отошли в сторону, и сквозь стеклянную крышу ударило солнце.
– Что это, Моки? – спросила она.
Улыбаясь девчушке в белых шортах, крошечном топике и солнечных зайчиках, он ответил:
– Эта майна, говорящий скворец. Скажи: «Привет!»
Черный глаз смотрел мертвой изюминой с точкой живого света в уголке. Влажно отсвечивали перья, лениво приоткрытый острый клюв обнажал толстый язык. Подражая майне, Ридра наклонила голову и прошептала: «Привет».
Т’мварба уже две недели кормил скворца свежевыкопанными червями – дрессировал, чтобы порадовать подопечную. Птица обернулась и прогнусавила: «Привет, Ридра. Хороший сегодня денек. Мне так весело».
Вопль.
Резкий, без предупреждения.
Он сперва решил, что Ридра засмеялась, но она с перекошенным лицом начала будто от чего-то отмахиваться, попятилась назад, чуть не упала. Крик стал сиплым, от нехватки воздуха она закашлялась, снова захрипела. Он рванулся к бьющейся в истерике девчушке, подхватил ее, а все это время контрапунктом к Ридриному вою шло гнусавое: «Привет, Ридра. Хороший сегодня денек. Мне так весело».
Ему и раньше доводилось видеть острые приступы паники, но от этого он и сам опешил. Когда Ридра пришла в себя, сказала только сквозь сжатые побелевшие губы: «Она меня напугала!»
И на том бы дело и кончилось, если бы три дня спустя треклятая птица не улизнула из оранжереи и не запуталась в сетчатой антенне, которую Т’мварба с Ридрой соорудили для ее любительского стазиоприемника, на который она ловила гиперстатические обмены между кораблями в этой части галактики. У майны застряли крыло и лапка, она забилась, и от одного из проводов под напряжением пошли искры, заметные даже на солнце.
– Надо ее вытащить! – закричала Ридра и зажала пальцами рот.
Несмотря на загар, было видно, как кожа у нее белеет.
– Я сейчас, – заторопился доктор, – ты не беспокойся.
– Если она еще пару раз заденет провод – конец!
Но он уже побежал за стремянкой. Принес – и встал как вкопанный. За это время Ридра влезла почти до самого верха по выпрямляющему тросу, привязанному к наклонившейся на стену дома катальпе. Еще через пятнадцать секунд девочка тянулась рукой к комку перьев. Оголенный провод ее явно не пугал, она сама его протягивала. Опять заискрило, и Ридра решилась – раз! В следующую минуту она уже шла по двору, держа взъерошенную птицу на отлете, с таким лицом, будто его обсыпали лаймовой пудрой.
– Унеси ее, Моки, – еле выговорила она дрожащими губами. –