У брата не было времени отменить заказы.
Как его сейчас корёжит, бедолагу, – с долей злорадства подумал Мирон. – Одна мысль о том, что на его стерильной кухне гниёт сырое мясо, должна намертво закоротить братцу мозги…
Он вспомнил следы за окном. Прошёл в гостиную, отдернул штору… Чёрный оплывший силуэт без шеи был на месте. Сквозь него просвечивали далёкие огни города и летели крупные хлопья снега. Мирон поднял правую руку. Силуэт ответил тем же. Как в зеркале…
Это ведь его собственный силуэт! Отражение в поляризованной плёнке окна.
Обругав себя за впечатлительность, Мирон склонился над следами. В пронзительно-фиолетовом свете натриевого фонаря четко выделялись рубчатые грани с логотипом "САТ" в центре.
Он вздохнул с облегчением. Это не Платон. Брат никогда не наденет ботинки фирмы "Катерпиллер". Скорее откусит себе ноги.
Всю свою сознательную жизнь Платон носит кожаные "оксфорды" на розовой полихлорвиниловой подошве. Только их.
Мирон бездумно уставился на книжный шкаф. Нелепый архаизм, которому место в музее.
Отворив застекленную дверцу, он провёл пальцем по корешкам. Настоящие книги. Хрупкие страницы, крошащиеся переплеты… Палец наткнулся на книгу, которая чуть выбивалась из общего ряда. Мирон её заметил, как только вошёл, но тогда он думал, что братец дома…
Он еще раз оглядел комнату. Красный журнальный столик в стиле Кандинского, диван и кресла Ямамото – пухлые черные футоны на металлических рамах – нарочитое смешение деревенского стиля с урбанистическим техно. Узор ковра на полу воспроизводит схему древнего телевизорного транзистора.
За диваном – так, чтобы удобно было читать, не включая верхний свет – торшер в виде белого параллелепипеда.
Часы на стене – пережиток прошлого, никому не нужное напоминание о быстротечности времени. Желток циферблата похож на недожаренную яичницу.
Мирон вытащил книгу, за которую зацепился палец. Черная глянцевая обложка перечеркнута кровавой надписью: "Шпионский боевик". Он открыл книгу произвольно, там, где переплет сгибался лучше всего… Мелкий шрифт, который нельзя сделать крупнее, никакой подсветки – чёрные буквицы похожи на жучков-древоточцев. Что Платон находит в этом старье?
Внимание привлекла строчка, с которой начиналась страница: – "Никому нельзя верить. Даже себе. Мне – можно".
И тут раздался звонок. Звук врезался в сумрак квартиры, как пуля, выпущенная из М-249.
Звонят в дверь, – понял Мирон. Он подобрался, ожидая. Десять секунд, пятнадцать… Затем, поставив книгу на место и закрыв шкаф, бесшумно двинулся к двери.
В этот дом нельзя впереться за здорово живёшь, – думал он, вспоминая свой собственный путь к квартире Платона. – Нужно знать код на входной двери, затем миновать консьержа, робота-охранника, усыпить бдительность пулеметов на потолке, активировать лифт, который едет в пентхаус…
Экран видеофона, встроенного в пластальную дверь, был