Года два назад он оставил преподавание и опубликовал в газетах и журналах серию яростных статей, в которых доказывал (в рамках цензуры) бесполезность и вредность религии, писал о свободе личности, не ограниченной никакими запретами. Иногда он читал общедоступные лекции на столь же щекотливые темы. Уличить его в чем-то большем, чем интеллигентская болтовня, не удалось. Серьезного вреда ожидать не приходилось, в общем-то, его держали за городского сумасшедшего.
Выбор господина Окунёва казался, мягко говоря, сомнительным. А скорее бесполезной тратой сил и времени. О чем со всей прямотой я сообщил агенту.
– Вы ничего не знаете! – возразил агент. – А я знаю наверняка, что Окунёву удалось наткнуться в древних текстах на разгадку некоей тайны, которая может перевернуть современную жизнь.
Не удержавшись, я предположил, что Окунёв, видимо, раскусил философский камень, не меньше. На что Шмель очень серьезно ответил:
– Не совсем философский камень, но что-то очень близкое. Он разгадал секрет некоего забытого индийского божества.
Это было чересчур. В столице каждый день растет напряженность, реальные враги готовятся к активным действиям, а мне предлагают игры с индийскими богами… Шмель, ощутив мое отношение, стал торопливо рассказывать, что Окунёв у себя на даче в Шувалове завел корову, подолгу пропадал в полях и вообще что-то варил, смешивал и выпаривал на заднем дворе. Остается совсем немного, чтобы проникнуть в его тайну.
– Он проговорился, что, как только испробует изобретение, у него появится сила, способная в мгновение ока свергать троны и дарить свободу народам, – закончил Шмель.
После такого заявления агента следовало немедленно отправить в отставку. Но что-то меня удержало от разумного и единственно верного решения. Быть может, искренняя, захватывающая уверенность, с какой был произнесен этот откровенный бред. В любом случае я позволил себе слабость, как стало ясно в дальнейшем – непростительную. Я согласился на предложение и дал поручение выяснить, что же там такое намешал Окунёв. Сроку отводилось до 2 января. На следующей встрече я потребую полный и детальный отчет.
Шмель, окрыленный и в целом счастливый, выпорхнул из квартиры. А я – выждав четверть часа и внимательно осмотрев улицу на предмет сомнительных прохожих. Привычка к постоянной бдительности стала моей второй натурой. Жаль, что в тот раз я не вполне ей доверился.
Настроение мое в тот день, Коля, как раз перед Новым годом, по правде сказать, было чудесное. Местные лавочники постарались. Нанесли полные корзины снеди, не говоря о хрустящих бумажках. За что?
За то, Коля, чтобы смотреть сквозь пальцы на разные и мелкие делишки.
А