На протяжении долгих десятилетий Галина Волчек при своем твердом характере и мужской профессии вершит исконно женское дело – она хранит огонь в очаге, имя которому «Современник». Пламя горит порой неровно, то вспыхивая, то рассыпаясь искрами, но огонь не угасает. Его хранительница Галина Волчек – счастливый человек. Она счастлива, потому что у нее есть сын, были и есть друзья – Г. А. Товстоногов, А. Вайда, А. Миллер, В. Редгрейв. «Бог дал мне в друзья самую лучшую “человеческую коллекцию” в мире! Я умею ухаживать за своей коллекцией. Они мне нужны не тогда, когда мне это нужно, а когда это нужно им. Наверное, они это чувствуют», – говорит Волчек. Счастлива она и потому, что есть у нее «Современник», который по-прежнему любим зрителями. Когда Галина Борисовна встречается с людьми на улице, они говорят ей: «Дай вам Бог здоровья». Откуда они знают, что этой сильной и одновременно такой ранимой женщине так необходимы эти теплые пожелания? «Я ощущаю “доброе поле” вокруг себя и моего театра. Я всю жизнь прожила в Доме, который вместе со своими товарищами построила. Но моя судьба – трудная, – говорит Волчек. – Если начинаю вспоминать свои счастливые моменты, то понимаю, что не умела и не умею удержать их надолго. Ведь человек всегда бежит, летит за ощущением гармонии. И только ему кажется, что он ее ощутил, как она улетучивается. Но ощущения абсолютного счастья в моей жизни бывали. Рождение сына. Утро после премьеры в Хьюстоне, куда меня, первого советского режиссера, пригласили на постановку. В то утро я поняла, что такое победа. Или Бродвей. Издерганная нашей критикой, столько лет пытавшейся меня уничтожить, доказать, что я бездарь и загубила “Современник”, я приехала в Америку. Несмотря на великолепный прием нашего спектакля, ждала рецензий… Когда вышла положительная, я расплакалась. Расплакалась от счастья».
Счастливейшая из женщин, она не стоит на месте, продолжая бежать по жизни. И как признается с улыбкой сама: «Если бы не физическая одышка – бежала бы еще быстрее…» Ее жизнь – в постоянном движении, в процессе работы, в одном ритме с театром, который остается