– Ты понимаешь, что тебя не любили, Алиса? – спросила мисс Фарида.
Понятно было без слов. Ее не то, что не любили, ее ненавидели за то, что была "всех умнее", за то, что, несмотря на отсутствие косметики, была явно красивее большинства сверстниц. И все равно, а, может быть, именно поэтому, продолжали глумиться: над лицом, прической, одеждой, фигурой, походкой. Каждый день, ежесекундно проверяя на прочность. Дома проверка не прекращалась, но приобретала другие формы: удастся ли избежать встречи с пьяным отчимом, а если нет – как быстро и безболезненно получится завершить многочасовой разговор с ним. Отчим любил поговорить – о том, как был пилотом RAF, как служил в морской пехоте, как знает шесть языков, в том числе очень сложный русский… Все это было враньем: Месгрейв-старший всю свою жизнь проработал слесарем на конвейере, и, подвергаясь немилосердному прессингу со стороны коллег, как и Алиса, нашел свою отдушину – в ирреальном мире, построенном из воображения и алкоголя. Алиса убегала в книги.
– Попробуй понять, какая ты есть, попробуй принять себя. И вот еще – какой бы ты была, если бы удалось обойти без всех этих мучений и надломов, – коварно подкинула задачку мисс Фарида.
– Я рисовать не умею, – призналась Алиса, отпив кофе. Он был все тот же, но она начала уже привыкать ко вкусу.
– Посмотри на себя в зеркало. Кого ты видишь?
На Алису смотрела приятная относительно молодая еще женщина, голубоглазая, светловолосая, не без некоторой наивности и миловидности. Тонкие розовые губы, пара родинок на щеке. Аккуратные ушки, вздернутый носик. Очень симпатичная, хотя, конечно, не для Vogue. Приятная классическая английская внешность. К такой бы подошли невероятные шляпки тридцатых годов: то плоские, как пшеничный блин, то хитро закрученные, украшенные вуалеточным тюлем, то наползающие на один глаз из полупрозрачной пластиковой соломки… Внешность идеальной девушки из лондонского кафе, скулы чуть шире, чем хотелось бы. Только вот Алиса чувствовала себя совсем, совсем другой. Внутри нее бунтовал и рвался на волю сильный и от того слишком напористый черноволосый мальчишка. Он так и застрял в возрасте четырнадцати лет – буйный подросток, рвущийся наружу из тесной клетки. Он, как Питер Пен, постоянно втаскивал Алису в какие-то игры и приключения. И, уж если продолжить аналогию, подумала Алиса, то к ней постоянно прибегали то вялые и глуповатые Венди, то ревнивые и истеричные Тинкер-Белл. А ей