Не раскрываться, не проявлять эмоций, все время держать себя в узде, кивать и поддакивать, а о себе рассказывать только что-то в общих чертах, никогда не вдаваясь в детали. Мне всегда казалось это таким похожим на жизнь шпионов, и сначала было как-то интересно, а потом оказалось, что эта замкнутость и закрытость превратили меня в забитого подростка. Толстого, в очках, в слишком коротком свитере и джинсах с постоянно расстегивающейся молнией. Я контролировала эту чертову молнию, вечно уползающий край свитера, пряди волос, спадающие на лоб и информацию, которая вот-вот готова была сорваться с моего языка… За этот принцип меня очень не любили в школе. В сочетании с Первым Принципом, он оказался убийственным, смертельным. Мое мнение – ничто, и даже мои эмоции – ничто. В то время как остальные ребята изощрялись в остроумии, я все время мысленно дергала себя за язык, и если что-то говорила, то, как правило, это была справочная информация. Нелюдимая, замкнутая, считающая себя некрасивой… Это начало проходить, когда в последнем классе школы к нам пришел преподавать информатику такой же замкнутый нерд, как и я: длинные темные сальные волосы с намечающейся лысиной, почему-то оставленный неимоверно длинным ноготь на мизинце – не иначе, ковырять в ушах или носу. Его звали Андрэ. У него были тонкие белые пальцы, с ним было интересно разговаривать, и он, кажется, действительно тогда на меня запал. Все кончилось ничем: Первый Принцип ударил меня в лоб и заявил, что люди осудят. И я сказала ему, что он мне не нравится… Это было очень тяжело: как два идиота мы сидели друг напротив друга, ели печенье со сливовым вареньем и плакали. Как сейчас понимаю, он был очень молод – вряд ли больше двадцати. А мне было шестнадцать. Он уволился из школы на следующий же день, несмотря на то, что был в очень стесненных обстоятельствах. Больше я его не видела, а жизнь моя снова вернулась в серый туман. Я жалела о нем, а он, как мне кажется, очень быстро забыл о неловкой школьнице с головой, забитой глупыми предрассудками.
Принцип третий: выходя из дома, надевай чистое белье. Предполагается, что, как у ведьм Терри Пратчетта, если меня насмерть собьет машина, а на мне – несвежее белье, то я тут же умру от стыда. Хотя стоп – я же тогда буду уже мертва? Но это не останавливало моих домашних. Контроль был тотальный, проверялось все – от белья до наглаженных шнурков, и в итоге, в пику всему этому диктату, я стала одеваться крайне небрежно. И это продолжается до сих пор.
Вот поэтому мне так часто бывает беспредметно грустно. Как в робота, в меня заложили три бессмысленных, уничтожающих закона. И как робот, я механически двигаюсь по тому пути, который указывают мне они".
Алиса захлопнула дневник – обычная тетрадь в черном переплете, не кожаная, не лакированная. Школьная тетрадь в бледно-лиловую клетку. Желтый кухонный таймер в истерике затрепыхался на столе: время занятий по психотерапии. Мисс Фарида не поощряет пропуски.
Глава 2. Сеанс психотерапии
Алиса робко зашла в психотерапевтический кабинет: рассевшиеся
