Второй экзамен по рисунку перенесли на несколько дней раньше, и родители решили оставить Миру в общежитии. Купили ей сменные трусы, зонтик, пачку макарон и банку тушенки. Кусок мыла и дешевое, ничего не впитывающее, полотенце. Люська, хохоча и уже полностью оправившись после пережитого, с тающим мороженым в руках уточнила номер комнаты и пообещала заскочить вечером:
– А что? Прогуляемся и поболтаем. Не сутками же напролет заниматься.
Люська явилась около семи в домашнем сарафане с растянутыми шлейками, завязанными в узел, в резиновых мыльницах, напоминающих клубничный мармелад и с нитяными браслетами на двух руках. Объявила, что родители ждут к ужину и попросила поторопиться. А пока шли, показывала город:
– Вот здесь новый ЗАГС. Это наша гордость и место, куда хочется попасть любой ценой. Когда я была младше, по субботам прибегала смотреть на невест. И ты представляешь, каждая вторая выходила замуж беременной. А вот мой детский сад.
Мира без особого интереса посмотрела на заросшую детскую площадку, ржавые тошнотворные крутилки, горку из черного металла, на которой можно было поджарить задницу, и табличку c большими сказочными буквами «Дубок». Люська ускоряла шаг и комментировала:
– Вот моя школа, стадион. Видишь скамейки? На них мы вечерами играли в «подкидного» и «бутылочку».
– И что, ты целовалась?
Люська фыркнула:
– Ну, конечно. Еще как.
Дома от пережитой за день жары искажались, превращаясь в объемные геометрические фигуры: прямоугольники, трапеции, ромбы, параллелограммы и цилиндры. Все окна, крыши, козырьки удлинялись, растягивались, сужались, и невозможно было понять их изначальную форму и высчитать площадь, объем и длину хоть одной арки. Мира остановилась, зажмурилась и рассмеялась:
– Люська, смотри вон туда. Правда, как на картинах Сальвадора Дали?
Девушка достала из туфель-мыльниц застрявший камушек и потрогала пятку:
– А кто такой Сальвадор Дали?
Через пять минут они оказались во дворе Люськиного дома. Он был похож на огромный квадратный колодец с неровным асфальтовым дном и бетонными стенами, обрисованными мелом, «крестиками-ноликами» и нецензурными словами. Со странными погребами под плоскими крышками, железными гаражами и скамейками, на которых оживленно беседовали любопытные хозяйки. Люська громко поздоровалась, сняла обувь и полезла в погреб:
– Мамка просила достать перец в томатном соке и тебе что-то с собой. Ты любишь варенье? У нас есть смородиновое и из крыжовника. Вишни не дам, это лучшая начинка для рогаликов, а клубничного мало. В этом году неурожай.
Затем они поднялись на пятый этаж и оказались в темной прихожей с наваленными пальто, зимними сапогами и банками, которые ждали, пока их вынесут. В них был потерявший свой изначальный цвет щавель, огромные желтые груши и жареные кабачки. На всех дверных ручках болтались связанные платяные пояса, и Люська, увидев в глазах Миры вопрос, охотно объяснила:
– Двери