– Ты куда? – голос Аяны почудился глухим и едва слышным, девушка что-то продолжала механически собирать в пакет, но едва понимала, что происходит. Мир вокруг нее, казалось, стал слишком резким.
– В магазин.
– Мам, ну сейчас хоть не пей! Пожалуйста! Не сегодня! – в отчаянии вдруг крикнула Аяна, отшвырнула пакет и расплакалась. Мать смерила ее презрительным взглядом, будто Аяна снова стала маленькой и глупой девчонкой, которая ни черта не соображает.
– У меня вообще-то горе, – сказала мать и ушла, хлопнув дверью. Вернулась через час с двумя бутылками водки, села на кухне, зажав во рту сигарету, и потерялась где-то там, в клубах сизого дыма.
Аяна больше не сказала ей ни слова. Она все катала на языке одну-единственную фразу, выжигала ею себя, словно бы надеялась на большой пожар, который сожжет все дотла, чтобы ничего больше не болело.
Машка погибла.
Сейчас, когда вечернее солнце едва-едва пряталось насмешливо за крыши, заливая все вокруг розовым светом, на кухне сидели оперативники, разговаривали с мамой. Аяна подошла к окну, бережно придерживая Петьку. Тот, наконец-то разомлевший, уже посапывал, раскинув маленькие пухлые ручки.
Остановившись у подоконника, Аяна выглянула туда, в беззаботный и теплый сентябрьский вечер, где никто, практически никто и не знал, что Машка-то погибла. Маруська… Смешливая, пусть немного глуповатая и наивная, Машка всегда выделялась среди всех них, живущих в этой тесной двухкомнатной квартире на первом этаже обыкновенной пятиэтажки.
Аяна всегда ругала Машку больше всех, потому что где-то в глубине души знала, что если из кого-то и выйдет толк, то это будет Машка. Она всегда была самой доброй, самой чистой и самой искренней.
И почему нельзя было сказать ей об этом раньше, до того, как…
К черту.
Перехватив братика одной рукой, Аяна сердито вытерла глаза ладонью. Хватит плакать. Что-то разве изменится?
На улице в футбол играли мальчишки – долговязый Санек, едва узнавший о несчастье, торопливо пригладил свои бесцветные волосы и, подхватив мячик, умотал на улицу. Сейчас он носился там, среди ребят, визжал что-то злобно, когда чей-то пас улетал в «молоко», носился молнией, дрался за каждое очко…
Аяна в этот момент его почти ненавидела. Ей вот тоже так хотелось – бросить все, забыть о мертвой сестренке да пойти гулять к Пашке, они три дня уже не виделись. Гулять по осенним светлым улицам, бродить под белыми фонарями, собирать букеты из сухих листьев, целоваться на каждой лавочке…
А она сидит дома, качает крикливого Петьку, вытирает привычным движением слюни Илье. Запертая, словно в клетке. А Санек носится там, пинает мяч, счастливый и беззаботный, будто ничего и не случилось.
Уложив Петьку на матрасик, Аяна накрыла брата одеялом, подоткнула, только чтобы не протянуло сквозняком из деревянных окон.
– Последи за ним, – тихо буркнула Аяна Лидке, которая тенью сидела в углу за расшатанным письменным столом и что-то рисовала. С едва слышимым шорохом скользили карандаши по бумаге. Лидка молчала, только дрожали