Жизнь и приключения Сергея Сельянова и его киностудии «СТВ», рассказанные им самим (с иллюстрациями). Алена Солнцева

Ну, мы ждем, что сейчас кто-то придет, откроет, а Митта начал орать, да так, что стал багровым: что, дескать, за безобразие, у нас занятия… В общем, видно, что человек в страшной ярости, почти припадок, дальше смерть. Вахтерша перепугалась, кто-то бежит с ключами, роняя их от страха… Наконец, открыли дверь, мы все проскочили внутрь, сели, скорей-скорей. Ну, Митта встал перед нами, тут же вернулся к нему обычный цвет лица, и он, как ни в чем не бывало, абсолютно спокойным голосом сказал: „В начале работы очень полезно на кого-то наорать, а еще лучше – уволить. Можно взять специально жертву на заклание – это дисциплинирует“. Был такой наглядный урок. Я не пользуюсь этим, но эффект бесспорно существует. К сожалению».

      Соседом Балабанова по комнате был свердловчанин Александр Виленский, который работал с ним вместе на Свердловской киностудии с 1982 года, они дружили, были ближайшими друзьями, вместе приехали поступать в Москву в 1987 году и поселились в одной комнате.

      Балабанов поступил на сценарное отделение, но, как вспоминает Виленский, все тогда хотели быть режиссерами, и поэтому, когда защита первой курсовой прошла очень удачно, «Виктор Косаковский встал и сказал: „Вы же все понимаете, чего мы на самом деле добиваемся. Давайте наш курс преобразуется в режиссерский“. Время было такое, что руководство курсов на это пошло. Выбрали 11 человек, тех, у кого был опыт работы в киногруппах, дали денег, и велели за лето снять небольшой фильм до 20 минут, и тогда мы, мол, посмотрим, сможете ли вы быть режиссерами. Балабанов снял „Настю и Егора“. Работы понравились, и нам дали дополнительный, третий год, после которого мы должны были получить режиссерский диплом третьей категории неигровых фильмов. Это был особый курс, и почти все остались в профессии, что редкость».

      О Сельянове Виленский рассказывает: «Сережа учился на отделении игрового кино. Он, насколько я понимаю, как та кошка, что ходит сама по себе, не сильно общался и со своими сокурсниками. Косаковский тогда снимал свое знаменитое кино про Лосева, и скоро отселился, Сельянов приезжал все реже, мы с Балабановым остались в блоке вдвоем. Еще к нам приходил Володя Суворов, наш земляк, который уже закончил Высшие курсы, но жить ему в Москве было негде, и он, по старой памяти, оставался в общежитии. У нас был всегда проходной двор, было весело, дым коромыслом.

      Надо сказать, что мастера ставили нам в пример Сельянова, снявшего подпольное кино, от которого они пришли в дикий восторг. Они говорили, что он „готовый режиссер“, что это он должен нас учить, а не мы его, но, тем не менее, он вместе с вами будет учиться. Сергей бывал в общежитии довольно мало, он часто уезжал в Питер, у него вечно были свои дела. Он мне казался человеком довольно замкнутым, интровертным, неразговорчивым. Если ему задать вопрос – ответит, а сам – не станет встревать в разговор. Он не был общительным, как мы с Балабановым, казался дружелюбным, но – держал дистанцию.

      Закрытый, остроумный, малоговорящий, очень много думающий, и производил впечатление знающего, глубокого, но не выпячивающего себя.