Но для выхода фильма в прокат пришлось предпринять еще несколько важных формальных и не только формальных действий. Как вспоминает Сельянов: «Пришлось его пропустить через киностудию, как будто он прямо вот сейчас на ней снят, других механизмов не было. Я сходил в Госкино, показал фильм Коллегии, члены которой молчали как убитые, потому что тогда мнение Союза кинематографистов было настолько авторитетным, что никто не решался ничего возразить. Секретариат СК как малый Совнарком при Ленине, авангард перестройки, самое острие, так что они молча посмотрели картину и приняли решение передать ее на „Ленфильм“.
Помню ощущение от этого просмотра, этот зал, где, как мне рассказывали старшие товарищи, решались судьбы и Климова, и Тарковского, здесь ломали хребты, доводили до сердечных приступов, это была идеологическая пыточная. Я сидел среди обитых войлоком стен, и хотя я человек не особо впечатлительный, у меня было реальное ощущение, что они пропитаны кровью. Такая тяжелая энергия от них шла.
На „Ленфильме“, в Первом творческом объединении, неожиданно выяснилось, что какое-то количество кадров, которые нас абсолютно устраивали, по техническим параметрам – плотность не та, царапина на пленке, – отдел технического контроля забраковал. И это никак нельзя было преодолеть. Еще существовала жесткая процедура приемки, никто не мог перешагнуть через отдел технического контроля, никакая перестройка тут не работала.
Мы-то думали, что нам просто оформят бумаги, и все, но пришлось несколько сцен переснять. Сначала мы думали, что заодно сможем что-то улучшить, но потом решили, что это неправильно, и пересняли один в один.
Пришлось ехать в Тулу. Мы вошли в этот дом, где снимали, в подвал, там по-прежнему лежал мой окурок в жестяной баночке, валялась часть нашей бутафории – машина для изготовления фальшивых денег, какие-то тряпки, ничего не изменилось, как в фантастическом романе, где время остановилось. А прошло семь лет.
Лене Коновалову, когда он снимался, было всего 20 лет, но и он столь же фантастическим образом не изменился: в фильме есть сцены, где встык склеены кадры, на которых ему 20, и тут же сделанные через семь лет, и отличить одни от других я сам не могу. Ну и конституция у него была такая, подходящая».
Часть пересъемки пришлось все-таки осуществлять в павильоне. Его построили на «Ленфильме», чтобы снять сцену с арестом младшего брата, фальшивомонетчика. Съемочная группа тоже была в основном ленфильмовская, чужая. Сельянов вспоминает в связи с этим показательный случай: