Ночью в окружении двадцати воинов к захваченным пленным подошли Чжен Ги и лазутчик Фань Чун, и, держа в руках горящие факелы, стали внимательно всматриваться в раненых. Здесь Фань Чун, несмотря на опухаюшее окровененное лицо степняка, безошибочно опознал жичжо вана и, указав на него, сообщил ханьцам, что перед ними находится вожак разбойников. Чжен Ги, наклонившись и быстро осмотрев лежавшего на правом боку Сюуньзана, о ком был много наслышан, но увидеть пришлось впервые, приказал вызвать лекаря. Увидев подошедшего целителя, показывая рукой на кочевника, сказал ему, что отныне его жизнь будет зависеть от жизни валявшегося перед ним пленника. Дрожащий от страха лекарь, применив всё умение и опыт, осторожно извлёк стрелу из тела хунна. Чжен Ги распорядился со всеми предосторожностями погрузить варваров в повозки и под большой охраной отправить на Великую стену, приказав поместить их в одну из башен, служившую тюрьмой.
Сам в сопровождении двух верховых помчался в крепость на встречу с Мэн Фэном, который, ещё за время пребывания на поле сражения, узнав от пеших гонцов о понесённых потерях, впервые в жизни «потерял лицо» и не дождавшись очередного донесения о числе схваченных степняков, взяв с собой так и не задействованную в битве конницу, в бешенстве безжалостно нахлёстывая коня, умчался в Сэньду.
Потери были действительно немалые, хотя при многочисленных в прошлом столкновениях с хуннами случались потери и поболее. Из четырёх тысяч трёхсот ханьцев, участвовавших в сече, в живых осталось всего тысяча сто человек, а ведь это были не какие-то крестьяне или «молодые негодяи», а не раз проверенные в боях воины регулярной армии. Прибыв в Сэньду и встретившись с Мэн Фэном, находившимся в резиденции Минь Куня, Чжен Ги радостно известил обоих