Капитан сдвинул брови и отпрянул. Складки и гневные морщины всюду испещряли лицо, превращая его из молодого парня в тридцатилетнего мужика.
«Браво, я угадал! Ну, давай, что скажешь на это, щегол смазливый? У меня ладони чешутся от нетерпения!»
– А у меня нет подозрений, что ты заработал медальон кровью и железом, – капитан повысил голос и сжал ложку в хитиновой перчатке. – Не надо тут набиваться ко мне в…
– Х-а-х! Обижаешь – сталью! – безалаберно отрезал Тури. – Но вот крови было хоть отбавляй, тут тебе не откажешь!
Эдендид замер с открытым ртом, держа в ладони надкушенный ломоть хлеба.
«Будто бы впервые видишь искалеченного наглеца вроде меня».
– А теперь встал, – приказал страж, – и пошел прочь отсюда.
Он старался говорить спокойно, но Туорэм заметил, как его грудь вздымается под слоем доспехов, как проступают жилы на тонкой шее.
«Горький. Но лишь снаружи. Запивать, увы, не нужно…»
– Знаешь… Мне думается у нас с тобой много общего. Мы обязательно сработаемся. У меня хорошее предчувствие.
Тури сморщился, когда хотел было подмигнуть, вот только забыл, что левый глаз атрофировался. Да еще и плечо начало неприятно покалывать. Страж, не сводя с Тури глаз, нагнулся и мерзко прихлебнул из ложки. Затем раздался ее гулкий стук о дерево.
– Ты тупой?!
«Черт побери! Да он мне уже нравится».
Все вокруг таращились на них с удивленным видом.
– Понятия не имею. Никто не может сойтись в едином мнении…
Плечо одолел жгучий спазм, переходящий в ноющий зуд. Слишком назойливый. Туорэм не выдержал и снял багровую повязку с плеча. Потыкал в загрубевшую рану пальцами, почесал. Красные волокна мускулов еще не затянулись.
«Какое блаженство!»
– Да чтоб тебя! – не выдержал капитан, обронив поднос с горячим себе на ноги. – Ты больной, придурок!
– Как скажешь. А тебя, случаем, не затруднит подать мне соли? Знаешь, всегда любил досаливать еду…
Хитиновая перчатка уже прилетела ему в скулу. Он опрокинулся назад, грякнулся на холодный камень. Распластался, точно пьяный. Затылок запылал, а в голове загудело, как на поле боя. Рядом звякнула металлическая вилка.
«Больно. Черт, очень больно! – Туорэм кряхтел, зажимал разбитую губу. – Впрочем, все по-старому. Еще один синяк погоды не сделает».
– Искусная работа. Эрибианские? – спросил он невозмутимо. – Никак со жнецов сняли? У охотника цвет отличается…
Если поднятые вверх брови и волнистая дуга на лбу из нескольких складок кожи означает потрясение, то именно оно овладело капитаном.
– А теперь ты обижаешь, – фыркнул Моллорд, – прямо с матки содрали!
– Ого! Какой антиквариат!
– Да, получше твоих обно…
– Вот только удар все равно дерьмовый!
Кто-то из толпы хохотнул и отвернулся, некоторые находились в таком изумлении, что не могли поверить