– Лежит, никуда не девается.
– А что за проклятье такое, если не секрет?
Алмазовна долго отмалчивалась, перебирая нить с нефритовыми чётками.
– Тёмное. Страшное. И снять его нельзя, пока чемодан этот чёртов не найдётся.
– Чемодан?
– Он самый.
– При чем тут чемодан?
– А при том. Порчу нам из столицы привезли.
– Кто?
– Бандюганы. С тех пор каждый день по острию ножа ходим. Неровен час, совсем сгинем с земли родной.
– Все же когда-нибудь сгинем. И без проклятий.
– У тебя «дьявол» пятый раз выпадает. Сглаз, – проигнорировала Вила ведьма.
– И что со сглазом?
– Снимать надо.
– Ну а где он сейчас этот чемодан?
– В посёлке спрятан. На промзоне где-то. Так и не нашли за тридцать лет.
– А искали?
– Искали, всем посёлком искали. Вот и опять «дьявол». Что за чертовщина? Невзлюбил тебя кто-то, да сильно.
– Ну может знаки какие-то были, или видел кто, куда его прятали?
– Никто не видел, никто не знает. Мамка болеет твоя?
– Не болеет, вроде, выздоровела. Так а вор потом не объявлялся?
– Откуда ты про вора знаешь?
– Поселковые растрындели.
– Им лишь бы потрепаться без дела. За порог ты выйди вон, – шаманила Алмазовна, затягиваясь самокруткой и выдувая дым Вилу в уши, – предкам мудрым шли поклон. Всё, с тебя две пятьсот.
– Сколько? – очумел гость.
– Две пятьсот, наличкой.
– А как он выглядел?
– Кто?
– Чемодан.
– Да что ты пристал с этим чемоданом! Обычный, чёрный, кожаный, с ручкой! Каким он еще по-твоему должен быть? И на фига оно тебе надо, ты что, из собеса?
– Нет.
– Так если ты не помогать народу приехал, чего вынюхиваешь?
– Просто спросил. Здоровое любопытство.
– Мать болеет, а он ерундой страдает.
– Да нет у меня матери, тёть, брешут ваши карты. Сломались!
– Что ты, собака паршивая, голову мне морочишь? – схватилась ведьма за влажное кухонное полотенце и стала лупить гостя по спине.
– Ай, ай! Да я ж пошутил, женщина! Женщина, не надо, – смеялся во весь голос пижон.
– Сволочь! Издаваться над пожилым человеком вздумал! – гнала ведьма Вила из квартиры, на прощание швырнув в него его же туфлями за сотни баксов и железной лопаткой для обуви. Но промахнулась.
На шум в коридор выползли соседи, чтобы не пропустить чью-то Санту-Барбару и быть в курсе всех поселковых разборок. Их взору предстала весьма странная картина орущей Алмазовны, запускавшей предметами в никому неизвестного солидного молодого мужчину. Мужчина уворачивался от нападков и гоготал так, что наконец снова почувствовал себя тринадцатилетним, отыскавшим приключений на пятую точку.
Никто ни шиша не поняла, но уходить не торопились. Ведьма всеми фибрами души изображала жалкое подобие экзорцизма, а потом истошно завопила, когда пижон стал поправлять взъерошенную прическу.
– Это он! Он!