Мой прадед, проживший 99 лет, завещал мне, его правнуку (после окончания моего университетского образования) пухлую ветхую тетрадь в сундучке, заполненном склянками с номерами на стенках. Это была арабская нумерация, исполненная металлическим карандашом. Была также какая-то ветошь. Эти предметы пролежали в закрытом ящике моей библиотеки 33 года, будучи лишь беглого осмотренными. И лишь в возрасте 57 лет, когда я перебирал свой архив, в традициях нашего рода, это странное наследство, наконец, было извлечено из «забвения». Первый день и вечер ушёл на пересмотр и чистку содержимого, заметно пострадавшего от всяческих клещей, ложноскорпионов и т. п. «любопытных» обитателей, а вернее – потребителей, в том числе – «пожирателей древностей».
Мои дела шли в своем неторопливом ритме, это занятие позволяло не только отвлечься от рутины жизни, но и окунуться в некую новую реальность. Несколько раз я задумывался над вопросом, почему я так долго не прикасался к этим вещам. Возможным ответом стал факт, что к любому событию жизни нужно приблизиться не только физически, но и ментально, дорасти умом и душой, чтобы суметь воспринять и осознать его. Главное – не растерять интерес к этому миру, способному быть скучным для одних и, в то же самое время, завораживающе сказочным и насыщенным для других.
К моему огорчению, один из флаконов был разбит уже очень давно, и его содержимое пролилось на тетрадь, склеив при этом часть листов – начало дневника, написанного от руки, Манускрипта. Наверное, содержимое треснувшего флакона включало мёд – в складках склеенных листов, на границе склеенной зоны останков мелких обитателей было особенно много.
В самом низу лежала карта. Одна, с изображением конника с копьём на перевес. «Наверное, когда-то была целая колода. А остался какой-то валет или типа того», – подумал Ви, разглядывая её с двух сторон.
…в надежде на некое другое решение позже, после того, как разорвалась пара таких намертво склеенных страничек, я, с большими потерями, отыскал то место в тетради, с которого страницы уже можно было открывать без их повреждения. Это была, как оказалось, уже тринадцатая запись – почти половина тетради с началом Манускрипта намертво склеилась в форме волнистой пластины с желтыми крошащимися краями обветшавшей от времени бумаги. Чтобы сохранить оставшуюся часть, я решил совместить своё знакомство с этим наследием с переписыванием сохранившихся записей. Это моё переписывание включало так же своеобразную трансформацию текстового написания – первоисточник был написан, как все манускрипты справа налево. Я же переписал его по современной моде, кириллицей, как рукопись – слева направо. Об этом решении я не пожалел. Это занятие захватило меня, унося на некоторое время прочь от реальности повседневного бытия к иной. В редких