– А, деньги, – понял я и полез в мошну.
– Нет, нет, – залепетала девчонка. – Потом принесешь, хорошо?
– Куда принесу?
– Через дорогу тут, напротив прямо. Где последние палатки вашего лагеря. Перейдешь, и спроси там дядьку Адулино. Его все знают. Он там таверну маленькую устроил – «Сложенные крылья виара» называется. Огородил пятью повозками вот так. – Девушка тонкими ручками нарисовала в воздухе букву «п». – И столики поставил. А у него спроси про меня. Меня Журбинкой зовут. Он тебе скажет, где наша с мамкой повозка. Придешь?
– Хорошо, – кивнул я, в общем-то довольный таким исходом. В мошне у меня были только золотые монеты и ни одного кирама.
Девчонка радостно улыбнулась и бросилась к ольшанику справа. Через несколько секунд она появилась из-за него, неся в руках большую корзину, в которой горкой лежало влажное выжатое белье. Улыбнувшись мне еще раз, она зашагала прочь. Я проводил ее взглядом и, когда платье в горошек скрылось за одной из серых палаток, бросился обратно к своим.
Мне повезло, опоздать я не успел, как бы это глупо ни звучало. Как раз вернулся к построению. Гвидо посмотрел на меня с легким подозрением, но допроса устраивать не стал. Хотя в том, что о моей отлучке он донесет Артуно, я не сомневался. Что ж, будем придерживаться той же версии – расстройство желудка. Логов на переправе не меняют, особенно если тот парень успел передать командиру мои слова.
Поискав парня глазами, я неожиданно наткнулся на его дружелюбный взгляд. Вдобавок он кивнул и улыбнулся. Хм. То ли это так самоволка действует, автоматически повышая авторитет, то ли он видел Журбинку. Журбинка… Смешное имя. На какое-то время я снова ощутил внутри благостное удовлетворение, расплылся в улыбке.
– Стройся! – вошел в командный тон Гвидо. – На вы-прав-ку!
– Эт как? – тут же раздалось не меньше четырех голосов.
– Это вытянувшись так, словно хочешь макушкой дотянуться до задницы Номана, который восседает на небесах, – рявкнул наш командир.
Пара новобранцев тут же испуганно перекрестились.
– Не боитесь! – не теряя задора, прокричал Гвидо. – Кто идет по его стезе, тому богохульствовать можно. Еще не так забогохульствуете в бою.
Довольный своей показной бравадой, он поправил пояс с ножнами и добавил почти по-отечески:
– А теперь правое плечо, и за мной, в ногу, марш!
Сообразительных оказалась половина, потому поворот направо немного лишился той отточенной красоты, которая к нам еще придет, а точнее, которую в нас еще вобьют. Но тем не менее довольно скоро мы нестройно, гуськом вернулись к нашей палатке, где были радостно встречены двумя заждавшимися цирюльниками. Они сидели на раскладных стульчиках, а у их ног мирно покоились большие деревянные тазы, наполовину наполненные водой. На дне лежали ножницы. По одной штуке