Возле подъезда еще стояли украшенные лентами машины и группы нарядно одетых участников несостоявшейся свадьбы. В центре одной мельтешил неудавшийся жених. От одного его вида меня передернуло. И вот за него я чуть не вышла замуж? Мамочки!
– Машка, может, все же к нам? – помотала головой, отказываясь от предложения подруги. – Тогда гони ключи.
Зинка ускакала вперед, по пути с кем-то поздоровалась, кому-то помахала, кого-то послала на полной громкости.
– Дмитрий, твоя дочь грубиянка! – печально сообщил Иван Егорович.
– Твоя внучка тоже, – намного менее печально констатировал дядя Дима.
– И не поспоришь, – профессор закрыл тему плодов неудавшегося воспитания их чада и переключился на меня. – Машенька, сейчас мы спокойно выйдем, не волнуйся, сделай вид, что никого не видишь, просто не обращай ни на кого никакого внимания.
Легко. После Прощальной площади это для меня такая мелочь. Зинкины дед и отец с двух сторон подхватили меня под руки и повели к подъезду. Взгляды, которыми нас проводила потенциальная родня, мягко говоря, были отнюдь не добрыми. Даже в глазах жениха завелась откровенная эмоция – неприкрытая злость, нет, злоба. Впрочем, меня это мало трогало.
Моя мать поджидала у входа в квартиру и пыталась высказать Зинке свое единственно верное мнение о глубине падения нравов современной молодежи. Зинка проникаться трагизмом положения не спешила, скучающе рассматривала недоделанный маникюр, отреагировала только на наше появление.
– Все, теть Марин, было неприятно пообщаться, чао.
– Хамка!
– Я в курсе.
– Зинаида, прекрати. Марина, я Вас предупреждал, что никаких разговоров с Машей в ближайшее время не будет. Поэтому, действительно, можете идти.
– А Вы мне не указывайте, Иван Егорыч, что делать. Я мать и имею право знать, что с моим ребенком. Доченька, маленькая, что с тобой?
О, начались гастроли Театра юного зрителя. Заботливая мать – ее вторая любимая роль. Первая – лебедь на последнем издыхании, с хватанием за сердце и закатыванием глаз. Но эту при Зинкином дедушке она разыгрывать не будет, провал обеспечен. Попробовала ее спровадить, заранее не надеясь на успех:
– Мама, иди домой, потом поговорим.
– Как же я пойду? Как оставлю тебя одну?
– Я не одна.
– Ты им доверяешь больше, чем мне? Тебе чужие люди дороже родной матери?
Раньше, покривив душой, я бы согласилась, что мать дороже. Теперь тоже согласилась.
– Да. Мне с ними лучше.
На секунду она опешила и попрощалась с ролью доброй мамочки.
– Что же это делается-то? Точно, свихнулась! Матери такое сказать! Как язык-то повернулся! Дрянь неблагодарная! Мы с отцом все силы, все самое лучшее, все для нее… И вот, смотрите, как отблагодарила мерзавка!
Ивана Егоровича ее излияния не