На протяжении столетий: я спасал себя от скуки и тоски бессмертия тем, что учил языки и науки. Вначале, это ремесло давалось мне нелегко – латинскую грамоту я смог выучить лишь на семидесятом году жизни. Но к своему первому столетию я владел уже всеми языками Италии, даже названия многих из которых сейчас мало кто вспомнит. Каждый новый язык давался мне всё легче и легче. Я заставил себя быть гением человеческой речи и искусства миллиарда слов.
Однажды, греческие купцы привезли в Рим иностранца в странных одеждах, жёлтой кожей, непохожим ни на что лицом и глазами, которые напоминали кинжалы. Он говорил на языке, все звуки которого были чужими для европейского уха. Он писал непонятными ни для кого знаками, напоминавшими, если пририсовать им крыши сверху, дома. Но посвятив разговорам с ним всё своё время, я смог овладеть его языком в совершенстве, просто повторяя и запоминая звуки, которые он издавал, когда я показывал на какой-нибудь предмет или изображал руками жест.
Чтобы выучить древнекитайский от человека, который ни слова не понимает по-латыни, мне пришлось потратить два года. Этот язык я помню до сих пор. Он великолепен, если звуки обладают для их слушателя хоть каким-нибудь смыслом. Многие китайцы, с которыми я говорил впоследствии тысячи лет спустя, проникались ко мне глубоким доверием и уважением, поскольку считали, что я потратил всю жизнь на изучение их античной поэзии. Они принимали меня за гения-лингвиста, овладевшего всеми формами китайского языка, оставаясь при этом европейцем.
Самое важное в изучении любого языка – это неистовое желание выразить свои мысли и чувства на нём. Это желание должно быть как вечный огонь, сжигающий изнутри. Остальное – дело техники.
На жизнь я зарабатывал своим знанием языков, а в последнее время – владение речью варваров, которую мне тоже пришлось изучать. Мою профессию римляне почитали за высшую из благородных форм искусства. Научиться чужому языку в те времена считалось за подвиг, который совершить может лишь человек необычайного дара. И я догадывался, зачем я нужен Флавию Тиберию в его безумном путешествии: я возьму на себя роль переводчика. Тогда, у нас будет больше шансов продвинуться как можно дальше на север и, может быть, найти Аппия Примула.
И это было очень эгоистично с его стороны. Впрочем, он знал, что я могу и отказаться. Но он был уверен во мне – уж слишком долго мы знакомы друг с другом.