Обстановка вполне располагала к последователь ному анализу ситуации, в которой я оказался. Пока Василий Николаевич накрывал на стол, я попытался обнаружить хоть какую–то нить, которая могла бы вывести меня из лабиринта. И не просто на волю, на свет, но прежде всего – к себе самому. Но имеющихся в моем распоряжении фактов было недостаточно, чтобы сделать какие–то бесспорные выводы о собственной персоне. Я мог оказаться кем угодно: и русским, и немцем, и даже англичанином. Но тогда совершенно непонятно, как я попал в Россию. С какой целью? Не давало покоя то обстоятельство, что я бредил по–немецки. Это как бы говорило о многом, одновременно разрывая звенья цепи, которая постепенно выстраивалась в моем сознании. Я был точно разрублен на две половины. И две эти твердыни ничего не хотели знать друг о друге. Или – не могли.
Занятый этими довольно–таки печальными мыслями, я любовался виноградными гроздьями за окном веранды, пронизанными яркими солнечными лучами. Этот янтарный блеск внезапно принес забытое умиротворение. Я настолько удивлен был этим странным чувством, что не сразу расслышал приглашение Василия Николаевича, давно закончившего сервировку. Я немного смутился, но тут же решительно сел за стол. Первая трапеза после возвращения из бездны обещала многое. Не только утоление голода и жажды. Я не без удивления обнаружил, что мой спаситель обладает прекрасным вкусом и кулинарным талантом. На столе, покрытом идеально белой скатертью, располагались два полновесных прибора, причем по всем правилам этикета. Что я знал об этих правилах? Как видно, многое. Но откуда? Как? Англия? Германия? Швейцария? Хитромудрый старик и тут предпринял решительную попытку вывести меня, как говорится, на чистую воду. Меня не столько удивило наличие на скромной даче превосходной посуды и столового серебра, сколько уникальное мастерство, с каким были приготовлены и украшены блюда, словно Иванов сорок лет проработал не хирургом, а шеф–поваром элитного ресторана. Стол украшал изысканный букетик хризантем, поставленный в изящную китайскую вазочку. Не хватало разве что каких–нибудь фирменных салфеток, но эту оплошность хозяин быстро исправил, достав из недр шкафа бумажные.
Наблюдая за тем, как Василий Николаевич наливает в бокалы вино, я вдруг почувствовал смутное ощущение того, что происходящее здесь и сейчас мне знакомо. Да, определенно где–то в глубине подсознания сохранилось воспоминание, вернее даже – цепочка образов, как будто я только–только оторвался от семейного круга, который не терпит суеты, но полон тайного тайных – доверия, любви и гармонии. Я помнил эти запахи, эти звуки, даже нежно–рубиновый цвет вина. Но я не смог восстановить прекрасного лица того человека, вероятно, тоже пожилого, который сидел недавно передо мной, как сейчас мой драгоценный спаситель. Я задумался.
«Где и когда это было? Кто он – тот? – Я мучительно пытался представить черты человека, безусловно игравшего в моей