Правда, масштаб деяний изменился. В былые времена сыновья отбирали у отцов царства и насиловали матерей, обретая славу на века. Теперь ублюдков прямо называют ублюдками и выбрасывают за дверь, едва они начинают показывать зубы. Но поганое семя не умирает. Оно прорастает где угодно, и чем хуже условия, тем крепче сорняк цепляется за жизнь.
Когда обоим хищникам было по шестнадцать лет, они встретились на кривой дорожке и слиплись, как магнит и кусок железа. С тех пор не расставались. Это была не дружба, а симбиоз двух негодяев, прекрасно дополнявших друг друга. Они делили проституток, добычу, наркотики, деньги, еду и жертв. Когда кому-то из двоих дырявили шкуру, они делились кровью. Она была у них одной группы – отрава из лабораторий преисподней.
Они не помнили своих настоящих имен и фамилий, хотя от фамилий произошли клички – ведь оба были красавчиками. Крот и Шлок. Иногда это звучало как названия созвездий – неподвижных, мертвых, лишенных намека на свет, будто шляпки гвоздей, вбитых в крышку гроба. Крот обладал вкрадчивыми манерами. Его ухмылка сверкала, как лезвие бритвы. А Шлок был азартен и неумолим, точно инквизитор. Кроме того, он имел романтическую внешность. На эту удочку нередко попадались глупые бабенки. Шлок не был поэтом, но при желании рифму и ритм можно отыскать даже в воплях отчаяния.
Впрочем, хватит о грустном. Эта ретроспектива застает Крота и Шлока в конце их усеянного трупами пути. Была летняя ночь, рассеченная надвое пустым темным шоссе. Дрыхнущий боженька потел – капал горячий дождик. Перегревшийся двигатель угнанного «форда» задушенно ревел. Тьма пожирала время и километры. Будущее просматривалось не дальше, чем били фары, но Крот и Шлок знали то, чего не знали яйцеголовые: на самом деле пули всегда обгоняют свет. И только старая тюремная песня, звучавшая из приемника, напоминала о прошлом.
Напряжение было вроде сжатой до предела пружины, готовой выбросить из табакерки двух чертиков, хотя хватило бы и одного, чтобы вызвать головную боль у легавых всего города, покинутого недавно этими бандитами.
Крот вел машину. Его лицо смахивало на тусклую жестянку для консервов, на которой выбиты дата изготовления и срок годности, который истекал этой ночью. Шлок выглядел абсолютно спокойным, хотя в жилах у него булькал адреналиновый кипяток. Для полного кайфа не хватало разве что цепочки мигалок на горизонте. В этой глухомани даже Смерть завыла бы от безделья.
Впрочем, соображалка у Шлока работала достаточно хорошо и она подсказывала ему: чтобы достичь новых городов, полных сердец, надо пересечь пустыню, как это сделал когда-то один старый еврей. И все же что-то тут было не так. Треть суток минула в дороге, если не врут два шикарных хронометра и вшивая тикалка на панели «форда». Небо не стало светлее ни на один люкс. Да и с бензином выходила странная штука – то ли «форд» жрал меньше мотороллера, то ли прибор был сломан – во всяком случае, тачка не подавала никаких признаков того, что горючее заканчивается.
Крот уже забыл, когда в последний раз поворачивал рулевое колесо – чертово шоссе было прямым, как извилины его матери. Шлок даже не пытался лепить штурмана там, где штурман не нужен. У него было простое и неоднократно проверенное правило: если ты оказался в заднице, следует думать лишь о том, как будешь выбираться из кучи дерьма.
В багажнике «форда» лежала связанная женщина. Живая она стоила дорого; мертвая не стоила ничего. Она умерла совсем недавно. Ни Крот, ни Шлок еще не знали, что у них больше нет последнего козыря.
Вскоре Шлок решил перекусить. Его аппетит не портился ни при каких обстоятельствах. В пакетах, брошенных на заднем сиденье, было полно жратвы, взятой в придорожном магазинчике, который стоял на выезде из города. Шлок запомнил висевший за витринным стеклом плакат с надписью: «Настоящая жизнь начинается за городской чертой». После короткой беседы со Шлоком хозяин магазинчика убедился в обратном.
Остывшая пицца неплохо пошла под «Убийцу в красном плаще». Крот выбрал бутерброды и баночное пиво. После четвертой банки он захотел отлить, а заодно вспомнил о женщине. Крот не любил связываться с заложниками. Они лишали его автономности. Их надо было поить, кормить и водить по нужде – причем чаще, чем обычно. В общем,