Стояла золотая осень 1944 года, и это были удивительно теплые, солнечные, безоблачные дни. Воздух был свеж и прозрачен, особенно ночью и ранним утром. Ковачи было добротным, чистым, ухоженным немецким поселением, и у многих бойцов сразу возникла неприязнь к его жителям. Те в страхе притаились, боясь возмездия. Среди наших солдат и офицеров все чаще слышалось пренебрежительное слово «фашисты». Комбриг и начальник политотдела вовремя подметили это. Пришлось собирать собрания, вести разъяснительную работу, что война идет с гитлеровской кликой, а не с мирными, ни в чем не повинными людьми. Для острастки бойцам напомнили о трагическом случае в Крайове. Все это было своевременно и крайне необходимо. В итоге короткое пребывание в Ковачах прошло мирно. Жители быстро успокоились и начали относиться к нам с большим уважением.
Мы разместились в домах, потеснив хозяев, и сразу приступили к обслуживанию техники и приведению личного состава в порядок. Я поселился в отдельном домике. Хозяйка по утрам готовила мне завтрак, а обедать я ходил в офицерскую столовую. Как-то раз гляжу – идет Мария Мальцева, уже стройная.
– Какими судьбами здесь? А где это все у тебя?..
– Все было и ушло. – И потом сколько я у нее ни спрашивал, она так и не сказала, что же произошло.
Я предложил девушке заходить ко мне в гости, она зашла, и вот тогда-то мы с ней и сошлись… Так она у меня и жила до нашей отправки в Югославию.
Судьба у нее была тяжелая. Мария жила на Белгородчине. Перед войной ее отец-полковник был назначен командиром дивизии в Белоруссию. Окончив 9 классов, Мария поехала на лето к отцу, а тут война. Эвакуироваться она не успела и вместе с отцом с боями отходила на восток. В одном из боев отца тяжело ранило. Вскоре он скончался, но перед смертью попросил своего зама, 50-летнего подполковника, позаботиться о дочери – вывести из окружения и отправить к матери. После похорон отца пошли дальше. Вечером остановились в какой-то деревне. Девушка тяжело переживала гибель отца, рыдала. Утешавший ее подполковник налил стакан водки и заставил Марию выпить это, убеждая, что ей станет легче. Утром она проснулась в кровати с этим подлецом. Подполковник просил прощения, говорил, что не помнит, как получилось: мол, много выпили, и ты тоже пьяная была. Но на следующую ночь опять пришел к ней. Так продолжалось до выхода из окружения. Добравшись до своих, Мария убежала от подполковника, в первом же райвоенкомате встала на учет, поступила на курсы медсестер, окончила их и прибыла на фронт. С Корсунь-Шевченковской операции[14] она шла с бригадой, была ранена.
Мария действительно сильно меня полюбила и просилась: «Вась, давай я к тебе в батальон переведусь».