– Там шахтеры наверняка. Сейчас же уже далеко за полдень, так точно они там сидят.
– И что?
– Драться наверняка будут, и это… – Енот чуть замялся. – Приставать станут, стопудово.
– Удивил прямо. – Женщина улыбнулась, очень ласково и нежно. – Пусть пристают, лишь бы кабачок был застрахован…на случай пожара. Пошли, наш верный рыцарь, дождь закончился.
И они пошли в сторону перекрестка: обтянутая блестящей черной кожей, гордо выпрямившая спину Файри, неожиданно замолчавшая и ставшая задумчивой Медовая, и хромающий и матерящийся про себя Енот. Благо, что идти оставалось всего ничего, а у доброго толстяка Боровика всегда найдется пластырь. Аптечка в его заведении присутствовала постоянно, так как некуда деваться от того, что в нем любили подраться. С одной стороны сплошные убытки, а с другой постоянная клиентура.
Ага, именно так и есть… постоянная. Пусть, и любящая почесать кулаки друг о друга, но зато исправно оплачивающая ущерб любимому заведению, да и просто – самая денежная в городе. Так что на кусок пластыря можно надеяться. В голове Енота так и виделся благословенный миг, когда он сможет, наконец, снять ботинки и залепить многострадальные пятки. И еще нужно обязательно зайти на обратном пути в казарму и забрать свои старые сапоги. По барабану, что выглядят они не так хорошо, как те орудия пытки, что сейчас на ногах, зато в них можно спокойно ходить.
Эти мысли настолько забили ему голову, что он не обращал внимания ни на что вокруг, забыв про то, что ему говорили на инструктаже утром. И даже перестал обращать внимание на обеих особ женского пола, на которых утром смотрел без остановки. Они же, тем временем, шли бок обок, и о чем-то тихо разговаривали. Когда Енот очнулся от тягостных размышлений о своей нелегкой доле, и решил поравняться с ними, то услышал только обсуждение какого-то Чунга-Чанги. Кто это такой ему еще не было известно, и, соответственно, абсолютно неинтересно. И все же, на какой-то момент показалось, что перед этим в их разговоре промелькнуло упоминание его собственного имени и Соленого. Хотя, может быть, именно что показалось.
А дверь заведения Боровика, гордо именовавшегося салуном «Белая дикая лошадь», уже показалась впереди. Двухэтажный кирпичный дом стоял на самом перекрестке Тополиной и Третьей улиц. Третья, одна из самых первых в городе, уходила в его старую часть. Глядя на нее, Енот тихо вздохнул. Совсем недавно он жил там, только на Пятой, со своей семьей. После их смерти дом за долги забрал Тарантул, местный ростовщик, к которому матери пришлось влезть в кабалу после смерти отца.
Файри толкнула невысокую дверцу, сколоченную из грубо обструганных рубанком досок-горбылей, и первой вошла внутрь. Енот шагнул следом за Медовой, окунулся в густую смесь запахов, пригляделся, и понял, что его самые плохие предположения запросто смогут сбыться.
Почти все столы внутри большого прямоугольного помещения были заняты. И если в углу, бывшем самым ближним к двери, сидели обычные горожане, то остальные занимали горняки. Они бросались в глаза