– Его заставили.
– Значит ли это, что ты вернешься к своим?
– Я не могу.
– Почему?
– Я разведена. Никто не возьмет меня в жены.
– Да, это стоит нескольких тумаков.
– Он несправедлив ко мне! Я этого не заслужила!
Думноригу удалось поднять девушку с пола, и теперь он стоял, поддерживая ее.
– Убирайся прочь из моего дома! – рявкнул он рыжеволосой.
– Не уберусь, пока ты не вернешь мое приданое!
– Я развелся с тобой и имею право оставить его себе!
– Да будет тебе, Думнориг, – спокойно вступил в разговор Цезарь. – Ты очень богат, зачем тебе ее приданое? Она говорит, что не может вернуться к сородичам. Значит, ей следует дать возможность жить в достатке где-то еще.
Он повернулся к рыжеволосой:
– Что он тебе должен?
– Двести коров, двух быков, пятьсот овец, кровать с постельным бельем, стол, кресло, мои драгоценности, лошадь, десяток рабов и тысячу золотых, – перечислила она без запинки.
– Верни ей все, Думнориг, – сказал Цезарь тоном, не допускающим возражений. – Я увезу ее из твоих земель и поселю где-нибудь подальше от эдуев.
Думнориг смутился:
– Цезарь, я не могу утруждать тебя!
– Пустяки. Мне как раз по пути.
Дело решилось. Когда Цезарь покидал земли эдуев, за ним следовали двести коров, два быка, пятьсот овец, повозка, груженная мебелью и сундуками, небольшая кучка рабов и мрачная рыжеволосая, угрюмо восседавшая на высоком италийском коне.
Что бы ни думали об этом цирке сопровождающие Цезаря, они держали это при себе, благодарные уже за то, что их командующий не сидит в подпрыгивающей повозке, диктуя на полном ходу письма двоим из них. Вместо этого он неспешно ехал рядом с дикаркой и провел в разговорах с ней всю дорогу от Матискона до Аравсиона, где лично проследил за покупкой поместья, достаточно большого, чтобы прокормить все стада и отары. Рыжеволосую и рабов он поселил в просторном доме.
– Но у меня нет ни мужа, ни покровителя, – заявила она.
– Ерунда! – возразил он, смеясь. – Это Провинция, она принадлежит Риму. Весь Аравсион знает, кто поселил тебя здесь. Я – наместник. Никто не осмелится тебя тронуть. Наоборот, все будут лезть из кожи, выслуживаясь перед тобой. Тебя завалят предложениями помочь.
– Я принадлежу тебе.
– Конечно, именно так они и будут думать.
Во время путешествия она больше гневалась, чем улыбалась. Но теперь улыбнулась, обнажив великолепные зубы:
– А что думаешь ты?
– Что мне бы хотелось закутаться в твои волосы, словно в тогу.
– Я сейчас расчешу их.
– Нет, – возразил он, садясь на коня с обычными копытами, на котором он путешествовал. – Лучше вымой. Я специально проследил, чтобы в твоем доме была ванна. Мойся каждый день, Рианнон. Я приеду весной.
Она нахмурилась:
– Рианнон? Меня зовут не так, ты ведь знаешь.
– В твоем настоящем имени