Клык на холодец. Борис Батыршин

торчат из рукавов потёртого кителя фельдграу чуть ли не по локоть. Засаленная конфедератка мала на пару размеров и едва держится на вихрастом затылке. Но, стоило присмотреться – и становилось ясно, что нарочитая сутулость скрывает широкие плечи, водянистые лупетки смотрят на мир сторожко и хищно, а мосластые лапы играют обрезом трёхлинейки, словно дамским браунингом. Яцек и прозвище получил из-за этого обреза – по слухам, он раздобыл его в запасниках Музея на Поклонной горе. За стволом числилось немало подвигов, то ли в годы Гражданской войны и коллективизации, то ли в конце сороковых, когда НКВД гоняло по Западной Украине ОУНовцев вперемешку с недобитками из Армии Крайовой. А кое-то уверял даже, что Яцек заявился в Лес уже со своим тёзкой, и было у того на цевье четыре глубокие засечки…

      Говорил он обычно негромко, слегка заикаясь, и никогда не позволял себе нецензурной брани. Матом в отряде не ругались, им разговаривали, – но никто и никогда не слышал жеребятины от поляка. Лишь однажды, когда некий несговорчивый обитатель Малиновки (в вышиванке и соломенной шляпе), торгуясь из-за горилки и солёного сала, буркнул под нос «Бандеры на тебя нет, пшеков выблядок", Яцек страшным ударом вбил наглого селюка в стену сарая. После чего, тихо, даже как-то удивлённо произнёс: "Jebany chub"1. Заплатили в тот раз селянину какую-то совсем уж унизительную сумму.

      Чекист, вовремя разглядевший в подчинённом талант коммерческого переговорщика, назначил его отрядным начальником снабжения. И не прогадал: стоило Яцеку-Обрезу приобнять самого упрямого контрагента за плечи и ласково заглянуть в глаза, как цена сразу снижалась.

      Нет-нет, да и находился желающий поинтересоваться у поляка, почему тот такой рыжий, и что у него обрезано. В ответ «снабженец» миролюбиво скалился и предлагал показать. Если дурак соглашался, то через мгновение обнаруживал у себя в зубах дуло яцекова обреза.

      Подойдя с Чекистом к столу (остальным «партизанам» было велено оставаться снаружи) Яцек первым поприветствовал дожидающегося их армянина: "Барэв дзэс, варпэт Рубик"2.

      – Э, – удивился тот – Откуда по-нашему знаешь?

      Яцек пожал плечами, и с этого момента его авторитет в глазах владельца «СТАРЬЁ БИРЁМ», и без того немаленький, подскочил на высоту, недосягаемую для товарищей по отряду.

      – Ну, хорошо, дарагой, не год. Пусть полгода, пусть три мэсяца, а? Всё равно балшой срок. Я дал вам заказ – и что палучил?

      – Мы ведь не спорим. – негромко ответил рыжий снабженец. – Но, если память мне не изменяет, о неустойке речи не было.

      Кубик-Рубик возмущённо всплеснул руками.

      – Слюшай, какая неустойка-шмеустойка? Мы с тобой, серьёзные люди, всё на доверии, да? Разве ты не просил у меня заказ? – повернулся он к Чекисту. – «Рубик – говорил, – уважаемый, совсем мы на мели, дай заработать!» И я дал, вошёл в твои праблэмы, так?

      – Так, то оно так. – уныло отозвался Чекист. – Но, поймите, шипомордники…

      – А у Бича нэ шипомордники? Но он всё сдэлал, и в срок!

      О том, что егерь сделал дело