Благослови, Господь, семью —
творения венец.
На головеночках детей
покоится земля.
Святая троица земли —
Ребенок, Мать, Отец,
и человечество само
не что-нибудь – семья.
Пора кончать весь этот бред,
пока еще презренья нет
к тебе ни в собственной жене,
ни в шелесте сосны,
пока сквозь ветви иногда
в окно еще глядит звезда
без отвращенья на тебя,
а с жалостью сестры.
Свидание в больнице
Гале
Свидания с тобой теперь в больнице.
Медсестры —
как всевидящий конвой.
Лицо твое растерянно бодрится…
Оставьте мою милую живой!
Когда ты остаешься там,
в палате,
в своем казенном байковом халате,
я —
брошенный тобой ребенок твой.
Я сам тебя себе чужою сделал.
Что натворил я с нервами и с телом
единственной,
которую любил?
И вдруг ты говоришь не как чужому:
«Ты кашляешь?
Попил бы ты боржому.
Здесь есть в буфете.
Я схожу куплю».
Прости за исковерканные годы,
за все мои возвышенные оды
и низость плоти после этих од —
души и тела горестный разброд.
И то, что ты болеешь, разве странно?
Болезнь всегда первоначально – рана,
как эту рану ты ни назови.
К любви счастливой ощущая зависть,
болезни, как гадюки, заползают
в проломы душ,
в развалины любви.
Но почему за эти преступленья
ты платишь,
ну а я гуляю,
пью?
Пойду к врачам и встану на колени:
«Спасите мне любимую мою!
Вы можете ли знать,
товарищ доктор,
зондирующий тайны бытия,
какой она бывает к людям доброй,
а если злой бывает —
это я.
Вы можете ли знать,
товарищ доктор,
какой она узнала в жизни ад,
какой она узнала яд и деготь,
а я – ей снова деготь,
снова яд.
Вы можете ли знать,
товарищ