Он поздоровался и сказал:
– Не знал, что вас соберется так много.
Человек лет сорока пяти, с седыми, аккуратно подстриженными бачками сказал не без насмешки:
– Ты на брата Джулии Робертс похож. – Щелкнул пальцами и досадливо наморщился. – Черт, все время забываю его имя.
Курбатов снизошел до того, что подошел к дорогой тахте, стоящей в углу спальни, куда усадили гостя.
– Так тебя зовут?.. – Он вопросительно приподнял бровь.
– Эрик, – назвался Вихляй, неотрывно глядя на седоватого ловеласа. – Эрик Робертс. – Поиграв глазами и облизав губы, он добавил: – Очень-очень близкие называют меня Джулией.
Он начал дерзить, но не мог остановиться. Ему помог Курбатов: легонько взяв за рукав униформы, отвел его в сторонку.
– Говори, – тем же звучным, приятным тембром потребовал он.
– Тебя хотят убрать.
– Хотели – это ты хотел сказать?
– Ага, это. – Вихляй сморкнулся себе под ноги, на персидский ковер. – Под ограбление. Комар носа не подточит.
– Причина тебе известна?
– Ты что-то не поделил с моим боссом. Один из вас дал задание другому убрать таким же макаром еще одного делопута. Мой начальник ошибся. Он решил, что завязал с убийствами, когда в Швейцарии случайно была убита женщина. Он же посчитал, что его люди – мое боевое ядро – убили впервые.
– Ты убивал раньше?
– На это один мой давний знакомый, года четыре назад слинявший из нашей конторы, обычно отвечал: если убил, никому не говори. Мне приходится говорить. Мы убили человека, которого в определенных кругах называли борцом за социальную справедливость. Назвать имя заказчика, Михаил Георгиевич?
– Просто продолжай.
– Мой хозяин посчитал, что так будет продолжаться вечно, и решил покончить с источником – убрать тебя.
– Не дерзи, щенок. – Курбатов покачал головой и еле слышно прошептал: – Я хотел убрать тихо, мирно, как и в первый раз… Почему ты предал своего босса? – слегка повысил он голос.
– Он стареет. А мне надоедает воровство. Воровать можно у китайцев из кассовых аппаратов. Я отступлю от правил, тем более это правила моего друга. Однажды я убил женщину.
– Ты уже говорил об этом.
– Я до сих пор называю ее женщиной Ван Гога. Мы проникли, как всегда, умно, а когда уходили с «Портретом мадемуазель Раву», вернулась хозяйка…
– Я понял: ты мог ее и не убивать.
– Она увидела мое лицо.
Седовласый усмехнулся:
– А когда ты повернулся к ней спиной, она узрела табличку: «ОМОН».
Курбатов осадил товарища резким