Со смехом мы добрались до комнаты Эдвина, где он еще несколько минут покатался на летающем сундуке, но вскоре мой ребенок захотел увидеть свои любимые игрушки, ведь по ним он скучал не меньше, чем по маме, то есть мне. А я, усевшись в кресло, помогла для начала ему переодеться, и после следила за тем, как он достает из сундука свои игрушки и расставляет на полках в шкафу. При этом мы успевали делиться новостями.
– Мам, ты знаешь, некоторые дети говорили мне, что я безотцовщина, – заявил вдруг сын, а я едва не упала на пол, поскольку в этот момент пыталась дотянуться до окна, чтобы его чуть-чуть приоткрыть.
– Что? – удивилась я, хватаясь за сердце.
– Безотцовщина, – послушно повторил сынок и продолжил расставлять на полке своих солдатиков.
– Боги, кто тебе это сказал? – Выдавила я, пытаясь совладать с гневом, вспыхнувшим в груди.
– Я же сказал – дети, – пожал плечиками Эд и повернулся ко мне. – А что это значит?
– Это очень глупые и злые дети! – воскликнула я, рванувшись к удивленному сыну и прижав его к себе. – Никогда не слушай их. Слышишь?! Умный и добрый человек никогда не скажет подобной гадости!
– Это плохое слово, да? – вывернувшись из моих рук и глядя в мое взволнованное лицо, спросил сын. – Мам, я больше не буду его говорить, только не смотри так, пожалуйста.
– Я не собираюсь ругать тебя за это, – прошептала я, не сумев сдержать слезы, покатившиеся из глаз.
– Мам, не плач, я, правда, больше не буду. – Эдвин уткнулся лицом в мой живот и обхватил меня руками. – Только скажи, ты еще не узнала, где мой папа?
– Сынок, – я не выдержала и опустилась перед сыном на колени, – у тебя есть отец, просто он очень занят.
– Скорее бы он освободился, – тяжко вздохнув, обронил Эд. – Я бы очень хотел его увидеть.
– Потерпи, дорогой, – зажмурившись, чтобы только мой ребенок не видел мой растерянный взгляд, выдавила я. – Возможно, у него найдется для нас время.
– Когда?
– Если бы я это знала, Эд. Если бы только знала…
Вечером, когда Эд, набегавшись в саду, мирно спал в своей комнате, мы с тетушками сидели на террасе и потягивали чай с восхитительными булочками, что успела напечь Ронда. Сад медленно погружался во тьму, но на террасе, освещенной магическими светильниками, было хорошо и уютно.
– Гвен, что случилось, на тебе лица нет? – поинтересовалась Марвенна, опустив чашечку на блюдце, из того самого сервиза, о котором они с сестрой так пеклись.
– Эд вновь спрашивал об отце, – упавшим голосом созналась я и устремила взгляд на темнеющий сад. – Я не знаю, что ему сказать, ведь он так ждет встречи с ним. И… как поступить. Я запуталась и устала обманывать собственного ребенка. Но и правды сказать не могу, это слишком жестоко в пять лет узнать, что твой отец даже не догадывается о рождении сына.
– Гвен,