– Это называлось занятиями "малой хирургией". Из-за безнравственности профессии банщика (в то время, знаете ли, мылись одновременно оба пола) работу брадобрея считали "нечистой профессией". Вообразите себе, их сравнивали с могильщиками и палачами, им даже запрещалось носить оружие – тогда это считалось унижением. Не все, должно быть, знают, что из брадобреев развилась профессия фельдшера, что в переводе означает "полевой парикмахер". Так что от брадобреев пошла профессия врача. И долгое время вместе с врачами брадобреи участвовали, представьте, при вскрытии трупов.
"Чик-чик-чик…" – стрекотали ножницы.
Заслушавшийся Илья забыл следить за смертоносным инструментом в его руках.
– Но самый мощный расцвет парикмахерского искусства пришелся на правление достойнейшей женщины – Марии Антуанетты – в тысяча семьсот семьдесят четвертом году. Тогда парикмахеры требовали приравнять их даже к художникам…
– Скажи, папаша, – вдруг прервал его Сергей. – А почему ты – профессионал такого уровня – устроил свой салон в этом задрипанном дворике?
– Ох, молодой человек, – вздохнул Парикмахер. – Это тяжелая история, которую я не люблю рассказывать. Теперь ваша невеста будет любить вас во много раз больше.
Он снял с Сергея простыню.
– Да-а-а… Ты, папаша, настоящий художник, как при Марии Антуанетте, – рассматривая себя в зеркало, проговорил Сергей.
Парикмахер расплылся в улыбке.
– Я бедный парикмахер. У меня больше ничего нет, – сказал он. – Но я могу подарить вам на свадьбу эту прическу и не возьму с вас за нее денег, молодой человек. Ведь я тоже когда-то был женат.
– Слушай, папаша, тут по улице гоняет какая-то "скорая помощь". Сдается мне, что она парикмахеров вылавливает. Может, что характерно, взорвать ее, а? Это я в момент.
– Не надо, не надо! – замахал руками Парикмахер, усаживаясь на стул. – Это милейшие люди. Они тоже зарабатывают свой кусок хлеба, им тоже нужно кормить семью.
– Тогда я чего-то не понимаю, – сказал Сергей, садясь на диван рядом с Ильей и закидывая ногу на ногу.
– О друг мой. Это печальная история. Я расскажу вам ее, чтобы вы никогда не связывались с этими ужасными людьми. Даже если они будут предлагать вам очень много денег. Пять лет назад я работал у Китайца. Причем я стриг не только его, но и всех его людей. И я скажу, что я имел тогда хорошие деньги. Да, мы, евреи, любим хорошие деньги. Да, евреем быть страшно, но я уже больше ничего не боюсь: я устал бояться. Поэтому я говорю вам, что мы, евреи, любим хорошие деньги. А кто же их не любит?! И тогда я их имел. Но Китаец – человек нрава очень крутого. Терпел я много. Я терпел всю жизнь, поэтому я привык терпеть. Но Китаец…
– Послушай, папаша, что ты все "китаец" да "китаец". Что за китаец? Откуда он взялся?
– Так вы не знаете?! Сразу видно, что вы культурные люди. Это же самый страшный человек. Ведь он держит в страхе весь город. Весь город платит Китайцу. Я приходил к нему каждый божий день и брил его. Сказать